В мировой истории известно четыре великих века: век Перикла, век Августа, век Льва X и век Луи XIV.
Первый из этих веков произвел Мильтиада, Леонида, Фемистокла, Аристида, Павсания, Алкивиада, Софокла, Эврипида, Фидия, Аристофана, Зеоксиса, Паррасия, Сократа, Диогена, Геродота и Ксенофонта. Второй — Суллу, Цицерона, Цезаря, Лукреция, Катулла, Вергилия, Горация, Проперция, Овидия, Тибулла, Катона, Саллюстия, Корнелия Непота, Диодора Сицилийского, Тита Ливия, Дионисия Галикарнасского, Сципиона Африканского и Витрувия. Третий — Гвичардини, Макиавелли, Паоло Джиове, Ариосто, Микельанджело, Рафаэля и Галилея. Четвертый — Ришелье, Монморанси, Мазарини, Жана Барта, Люксембурга, Конде, Тюренна, Катина; Турвиля, Лувуа, Виллара, Корнеля, Декарта, Мезерё, Ларошфуко, Бейля, Мольера, Лафонтена Лебрена, Перро, Жирардона, Боссюэ, Мальбранша, Пюже, Расина, Буало, Люлли, мадам де Севинье, Фонтенеля, Фенелона, Руссо, Роллена, Шолъе, Миньяра, Кино.
Из этих четырех веков мы избрали для описания, не смеем сказать благороднейший, прекраснейший и самый великий, хотя нам так кажется, но ближайший к нам и поэтому представляющий для нас наиболее интереса.
В наше время был изобретен новый способ писать историю, а мемуары частных лиц ввели нас во внутреннюю жизнь богов нашей монархии, и мы увидели, что эти боги, как и боги древности, ослепительные издали, теряют часть своего блеска, если проникнуть во мрак, окружающий некоторые стороны их жизни.
Быть может, Луи XIV один до сих пор избег справедливого суда истории. Он был слишком превознесен приверженцами монархии и слишком унижен революционными писателями, объявлен непогрешим одними, а другими обвинен в недостатке всех достоинств; ни об одной коронованной особе не было столько и таких разнообразных суждений, как о нем, и никто из них не слышал — если за гробом, посреди сна смерти, которым он заснул после продолжительного царствования можно слышать — более громких похвал и несправедливых обвинений.
Бога, вознесенного до облаков, человека, осужденного строже, нежели он того заслуживал, нужно теперь возвратить на принадлежащее ему место. Мы пишем не похвальное слово, не памфлет, а портрет человека в его жизни — от несчастного детства до жалкой старости, проходя через все фазы радости и горя любви и ненависти, слабости и величия, составившие эту жизнь, единственную как светлыми, так и темными сторонами. Мы представим свету Луи XIV, бога для мира, короля для Европы, героя для Франции, человека для своих страстей. И мы уверены, что он будет здесь истиннее и схожее с самим собой, нежели его видели когда-нибудь в истории, на полотне или на пьедестале. И может быть, он будет более великим, будучи человеком между людьми, нежели он казался, когда его сделали богом между богами.
И каких спутников может требовать самое взыскательное божество, которых не было у Луи XIV? Где найти министров, подобных Ришелье, Мазарини, Кольберу и Лувуа; полководцев, слава которых затмила бы славу Конде, Тюренна, Люксембурга, Катина, Бервика и Виллара; моряков, которые боролись бы и с Англией, и с морем, как Дюге-Труэн, Жан Барт и Турвиль, поэтов, говорящих языком Корнеля, Расина и Мольера; моралистов, как Паскаль и Лафонтен; наконец, фавориток, как Лавальер, Фонтанж, Монтеспан и Ментенон?
Бедность дитяти, любовь юноши, слава героя, гордость короля, упадок старца, слабость отца, смерть христианина — все будет видно на картине, на первом плане которой будут Лувр, Сен-Жермен и Версаль, на втором — Франция, на горизонте — мир, потому что в истории Луи XIV нужно не восходить от народа к королю, но спускаться от короля к народу. Будем помнить слова победителя Голландии, когда он был на вершине славы: «Государство — эго я!»
Биография Луи XIV, написанная таким образом, во всех подробностях, в которых иногда приходит на помощь беглый взгляд, брошенный на целое, сможем сказать, будет иметь всю важность истории, всю капризность романа, всю занимательность мемуаров. Поэтому мы не колеблясь представляем, несмотря на предыдущие наши труды, а может быть по причине этих трудов, нашу книгу публике, будучи уверены в ее благосклонности.
Александр Дюма
Обстоятельства, которыми Луи XIV обязан своим рождением. — Анна Австрийская объявляет о своей беременности. — Милость, которую она испрашивает по этому поводу у короля. — Беглый взгляд на события, предшествовавшие началу повествования. — Луи XIII. — Анна Австрийская. — Мария Медичи. — Кардинал Ришелье. — Гастон Орлеанский. — Г-жа де Шеврез. — Начало раздоров между Луи XIII и Анной Австрийской. — Король ревнует к своему брату. — Кардинал Ришелье влюбился в королеву. — Анекдот, относящийся к этой любви.
Король Луи XIII 5 декабря 1637 года поехал в монастырь Благовещения, находившийся на улице Сент-Антуан, к м-ль де Лафайет, что удалилась туда в марте того же года и приняла имя сестры Анжелики. Короли, королевы и дети Франции (т, е, их дети) имели право входить во все монастыри и свободно говорить с монахами и монахинями, поэтому ничто не могло препятствовать королю посетить м-ль де Лафайет, прежнюю свою фаворитку.
Впрочем известно, что фаворитки Луи XIII были только его друзьями и что волокитство целомудренного сына Анри IV и целомудренного отца Луи XIV — королей вовсе нецеломудренных — не вредило доброму имени тех, к которым оно относилось.
Луиза Матье де Лафайет, происходившая из древней овернской фамилии, поступила на семнадцатом году своей жизни фрейлиной ко двору Анны Австрийской. Король заметил ее в 1630 году; ум и красота ее вывели его если не из целомудрия, то из обыкновенной холодности. Бассомпьер рассказывает, что, проезжая в это время через Лион, где жил Луи XIII, он видел короля между дамами, влюбленным и любезным более обыкновения.
М-ль де Лафайет была в милости до тех пор, пока не принимала никакого участия в делах политических, но отец Жозеф, родственник ее со стороны Марии Матье де Сен-Ромен, ее матери, убедил ее принять участие в интригах против кардинала Ришелье, которого честолюбивый капуцин хотел погубить в глазах короля, и с тех пор спокойствие и счастье навсегда оставили ее и царственного ее поклонника.
По обыкновению Ришелье не напал прямо на любовь Луи XIII к м-ль де Лафайет, но употребил одну из тех хитростей, к которым великий министр так часто прибегал и которые всегда ему удавались, поскольку от него не ожидали подобных уловок, считая их недостойными такого великого гения: он угрозами заставил Буазанваля, которого Луи XIII сделал из простого служителя первым своим камердинером, изменить своему государю, доверившемуся ему во всем, сначала переменять смысл посланий влюбленных, а потом передавать кардиналу письма, которые они писали друг другу и которые в его кабинете под рукою искусных секретарей, нарочно для того нанятых, претерпевали такие изменения, что вышедши из рук писавших полными нежных выражений, они приходили с такими горькими упреками, что уже было близко к размолвке, когда неожиданное объяснение открыло истину.