Кто что ни говорит и кто что ни болтает,
Никто моей любви таинственной не знает;
Одна лишь знает та, кто мне ее внушает.
— Ба! — выразил свое отношение маршал Граммон. — Однако кто мог написать подобные стихи?
— Так вы, маршал, находите, что они нехороши? — Автор заволновался еще больше.
— Очень нехороши, ваше величество! — отрезал по-военному Граммон.
— Ну, маршал, — засмеялся Луи XIV, — стихи эти сочинил я, но будьте спокойны, ваша откровенность меня вылечила. Других стихов я уже не напишу!
Маршал, смущенный, ушел. Король сдержал слово, но принялся за прозу, что является делом также нелегким. Поэтому, когда однажды ему срочно понадобилось написать Луизе и одновременно идти на Совет, он поручил г-ну Данжо написать вместо себя. По окончании Совета новый секретарь представил написанное им, и король признал, что сам не написал бы лучше. С этого дня Данжо служил королю секретарем в переписке с м-ль де Лавальер, и, пользуясь этим, мог теперь направлять к возлюбленной по два — три письма в день. Бедная Луиза стала затрудняться с ответами, но, к счастью, ей вдруг пришла светлая мысль поручить тому же г-ну Данжо писать королю вместо себя. Данжо согласился и на это, так что писал и отвечал самому себе, что продолжалось целый год, пока, наконец, Луиза в минуту откровенности, не призналась королю, что нежные письма, которые он приписывает ее сердцу и уму, написаны г-ном Данжо. Король расхохотался и в свою очередь признался, что его страстные послания принадлежат тому же автору. Луи XIV по достоинству оценил талант и скромность Данжо, столь редкую при дворе, и сочинитель составил себе счастье.
В то время, когда фаворитка возвышалась наперекор всему и притом более своей любовью, нежели любовью короля, назревала великая катастрофа — падение Никола Фуке, о котором кардинал, рекомендуя его королю, будто бы одновременно и предостерегал. Никто не может достоверно сказать, давал ли такие советы королю Мазарини, но очевидно, что Фуке сам подготовил свое падение.
Если мы хорошо обрисовали характер этого министра финансов, то читатель должен знать, сколько гордости, тщеславия и деспотизма было в Фуке, который надеялся деньгами подчинить себе короля, подобно тому, как он привлекал к себе этим средством писателей и женщин. Разнесся слух, что будто бы Фуке был также влюблен, а может быть и теперь, в м-ль де Лавальер и что после того, как король стал оказывать ей внимание, он вместо того, чтобы отступиться, как того требовало если не почтение, то благоразумие, предлагал ей через г-жу Дюплесси Бельевр 20 000 пистолей за любовную связь. Когда слух дошел до самого короля, он решил узнать истину от м-ль де Лавальер, которая уверяла, что это все не правда. Однако тяжелое чувство осталось в душе короля. Впрочем, не один король имел причины быть недовольным Фуке; к их числу относил себя и г-н Лег, который заключил тайный брак со старой нашей знакомой г-жой де Шеврез. Он убедил свою жену наговорить как можно более королеве-матери, и та пригласила Анну Австрийскую к себе в Дампьер, где присутствовали также Летелье и Кольбер. Было условлено, что Анна Австрийская выяснит мнение своего сына относительно министра финансов.
С некоторого времени король отказывал матери почти во всем, о чем она просила, и принял ее довольно сурово, когда она явилась к нему с увещаниями насчет любви к принцессе Генриетте, супруге его брата. Уступая своим собственным настроениям, Луи XIV был рад уступить королеве-матери, и они решили арестовать министра, для чего назначалась поездка в Нант, где предполагалось произвести арест и одновременно намечалось овладеть замком Бель-Иль, который, как говорили, министр недавно купил и сильно укрепил.
Между тем Фуке, посмеиваясь над скудными фонтенблоскими увеселениями, решил показать Луи XIV пример роскошной жизни, и пригласил двор в замок Ле-Во, который стоил 15 000 000. 17 августа 1661 года король прибыл в замок в сопровождении отряда мушкетеров под командой д'Артаньяна; присутствовали знатнейшие лица Франции и государственные сановники. Этот праздник, в продолжение которого предполагалось поставить пролог «Пелиссона» и комедию Мольера, был описан Лафонтеном и воспет Бенсерадом. Надо сказать, что Фуке ранее Луи XIV открыл публике талант Лафонтена и Мольера.
Король был встречен у ворот замка гордым его владельцем и в одно мгновение великолепные аллеи, лужайки, лестницы заполнились кавалерами и дамами высшего общества. На великолепной сцене залитых солнцем деревьев, каскадов, цветов, среди любовных сцен между женщинами в роскошных платьях и кавалерами, одетыми не менее роскошно, шутливых разговоров, клятв и сумасбродств великая ненависть замышляла великое мщение.
Если бы падение Фуке не было уже решено, оно было бы решено в замке Ле-Во. Тот, кто избрал своим девизом «Nee pluribus impar», не мог вынести, чтобы кто-то так блистал — никто во всем королевстве не должен никогда сравняться с королем в роскоши, славе и любви! Но никто из присутствующих не мог проникнуть в сердце короля, уже вынесшего приговор подданному, который принимал своего монарха так, как тот не смог бы принять своего подданного.
В замке было множество фонтанов, поскольку Фуке купил и срыл пять деревень, чтобы провести воду за пять лье в свои мраморные водоемы. Эти чудеса, изобретенные в Италии, были почти неизвестны тогда во Франции, где знали только отдельные гидравлические опыты, сделанные Анри IV. Гости переходили от удивления к изумлению, от изумления к восторгу, а ненависть короля усиливалась.
Наконец, наступил вечер, и при появлении на небе первой звезды раздался звон колокола, после чего все фонтаны затихли, а с ними дельфины, божества, нимфы, животные и чудовища, созданные воображением, прекратили свое шумное и влажное дыхание. Последние капли водометов, падая, возмущали в последний раз поверхность прудов и малу-помалу все пришло в спокойствие, которое должно было продолжиться, по воле короля, вечно.
Однако, очарование следовало за очарованием, столы опускались с потолков, раздавалась неизвестно откуда музыка, а десерт явился в виде движущейся горы конфет, которая сама собой остановилась среди пирующих.
Во время обеда Луи XIV разговорился с Мольером о содержании комедии «Les Facheux», и автор пересказал ее сюжет. После обеда Луи XIV позвал Мольера и велел ему спрятаться, а потом пригласил де Сойекура, самого искусного охотника, первого при дворе шута и краснобая. Король поговорил с ним минут десять и отпустил, после чего появился Мольер со словами: «Государь, я понял».
Луи XIV в сопровождении Фуке отправился осматривать комнаты замка. Ничего подобного он еще не видел: картины гениального живописца, которого король не знал, великолепную архитектуру, сочиненную неизвестным, прекрасные сады, устроенные кем-то. Министр старался обратить внимание короля на все, полагая поразить его воображение, но возбуждал при этом более зависть.
— Как зовут вашего архитектора? — спросил король. — Лево, — ваше величество. — А вашего живописца? — Лебрен. — А вашего садовника? — Ленотр, ваше величество.