— Человека, который рисковал ради меня жизнью, нельзя наказывать. И если вы должны его наказать, то я хочу его вознаградить.

— Ну что ж, у каждого из нас есть свой резон: когда он будет наказан, ты его вознаградишь.

— Послушайте, дядя, в конце концов, что плохого сделали эти несчастные люди, чем они вам так навредили?

— Чем они мне навредили? Грош им теперь цена. Беглый негр теряет в цене. Эти два молодца еще вчера стоили восемьсот пиастров. Ну так вот, если сегодня я запрошу за них шестьсот, мне их не дадут.

— Я, например, сейчас не дал бы за них и шестидесяти пиастров, — сказал один из охотников, сопровождавших Анри.

— Ну, мсье, я буду щедрее вас, — произнес голос, заставивший Сару задрожать, — я даю за них тысячу.

Девушка повернулась и узнала иностранца, появившегося на утесе. Он стоял, одетый в элегантный охотничий костюм, опираясь на двустволку Он все слышал.

— А, это вы, — сказал господин де Мальмеди, — разрешите сначала поблагодарить вас, моя племянница мне сказала, что она обязана вам жизнью, и если бы я знал, где вас найти, я поторопился бы увидеть вас не для того, чтобы пытаться рассчитаться, мсье, это невозможно, но чтобы выразить вам свою признательность Незнакомец молча поклонился.

Сара сказала:

— Мой дядя прав, за такой подвиг немыслима награда, но заверяю вас, пока жива, я буду помнить, что обязана вам жизнью.

— Две свинцовые пули не стоят благодарности, мадемуазель, а я буду счастлив, если господин де Мальмеди продаст мне виновных негров.

— Анри, — тихо сказал господин де Мальмеди, — нам ведь сообщили, что прибывает корабль работорговцев?

— Да, отец.

— Хорошо! Сможем приобрести новых рабов.

— Я жду ответа, — сказал незнакомец.

— Ну что же, я согласен, негры ваши, вы можете взять их, однако на вашем месте я бы их наказал.

— Теперь уж это мое дело, — улыбаясь, сказал иностранец, — тысяча пиастров будет у вас сегодня вечером.

— Простите, сударь, — сказал Анри, — но вы ошиблись: мой отец не намерен продавать негров, он их подарит вам.

Жизнь двух ничтожных негров не идет ни в какое сравнение с драгоценной жизнью моей милой кузины. Позвольте ж по крайней мере подарить вам то, что у нас есть и что вы хотели бы иметь.

— Нет, сэр, — ответил незнакомец, гордо подняв голову, в то время как де Мальмеди с укоризной смотрел на сына, — не таковы были наши условия.

— Тогда позвольте мне, — сказала Сара, — той, кому вы спасли жизнь, нарушить условия — мы вам дарим негров.

— Благодарю вас, мадемуазель, — сказал иностранец, — было бы нелепо настаивать на своем. Я принимаю ваш дар, и теперь считаю себя обязанным вам.

И, как бы давая понять, что не хочет дольше задерживать уважаемую компанию, иностранец поклонился и отошел в сторону.

Мужчины обменялись поклонами, Сара и Жорж посмотрели друг на друга.

Кавалькада продолжала путь. Жорж некоторое время провожал ее глазами, нахмурив брови, как всегда, когда его занимала какая-то мысль; затем подошел к Назиму.

— Прикажите освободить этого человека, — обратился он к надзирателю, — он и его брат принадлежат мне.

Надзиратель слышал разговор незнакомца с господином де Мальмеди и потому без возражений исполнил приказание. Назим был отвязан и передан новому владельцу.

— Теперь, друзья мои, — сказал иностранец, повернувшись к неграм и вынимая из кармана кошелек, полный золотых монет, — так как я получил подарок от вашего бывшего хозяина, справедливо будет, если я сделаю подарок вам.

Возьмите этот кошелек на всю компанию.

И, отдав кошелек стоявшему рядом негру, он обратился к двум рабам:

— Ну а вы делайте теперь что хотите, идите куда хотите, вы свободны.

Лайза и Назим радостно вскрикнули; казалось, они не могли поверить в такое великодушие человека, которому сами не оказали никакой услуги. Жорж повторил свои слова, и тогда Лайза и Назим стали на колени, поклонились в порыве невыразимой благодарности и поцеловали руку своему освободителю.

Смеркалось; Жорж надел соломенную шляпу, которую до того держал в руке, и, вскинув ружье на плечо, продолжал свой путь в Моку.

Глава XII. БАЛ

На следующий день, как мы упоминали, во дворце губернатора должен был состояться обед и бал, об этом только и говорили в Порт-Луи. Лорд Маррей с аристократической вежливостью, характерной для англичан высшего света, встречал каждого нового гостя: женщине предлагал руку и, сопровождая в зал, говорил что-либо приятное; мужчину встречал рукопожатием, обменивался с ним любезностями, и все признали, что новый губернатор — очаровательный человек.

Объявили о приходе господ Мальмеди и мадемуазель де Мальмеди. Их ждали с нетерпением и любопытством, ведь де Мальмеди принадлежал к наиболее состоятельным и знатным гражданам Иль-де-Франс, а Сара была одной из самых богатых и элегантных девушек острова, вот почему все следили за губернатором, когда он вышел навстречу Саре; приглашенных же красавиц прежде всего интересовал ее туалет.

К удивлению креолок и вопреки их ожиданиям, туалет Сары был весьма прост: восхитительное платье из индийской ткани, прозрачной и легкой, как тот газ, который Ювенал назвал воздушным, без вышивки, без единой жемчужины, без единого бриллианта, украшенное только веткой розового боярышника. Венок из тех же цветов венчал ее голову, а букет красовался у пояса; ни одного браслета не было на руках, ожерелье не оттеняло золотистый цвет ее кожи. Только волосы, тонкие, шелковистые и черные, падали длинными локонами на плечи. В руке она держала веер — чудо китайского искусства, купленный у Мико-Мико.

Как мы уже говорили, на Иль-де-Франс все знали друг друга, и когда приехала семья Мальмеди, гости решили, что ждать больше некого, потому что те, кто по своему положению и состоянию имел обыкновение собираться вместе, были уже здесь; взгляды собравшихся, естественно, уже не устремлялись на двери. Общество начинало недоумевать, кого еще мог ждать лорд Маррей, как вдруг дверь отворилась, и слуга объявил:

— Мсье Жорж Мюнье.

Вероятно, удар грома не произвел бы большего впечатления на собравшихся, чем эти простые слова. Каждый был заинтригован, каждый недоумевал, кто бы это мог быть; имя Жоржа Мюнье было хорошо известно на Иль-де-Франс, но он длительное время отсутствовал, и все успели о нем забыть.

Жорж вошел в зал.

Лорд Маррей поспешил к нему навстречу еще более почтительно, чем к прочим гостям, и, взяв под руку, представил его дамам и английским офицерам, стоявшим поблизости; затем, обратившись к собравшимся, произнес:

— Господа, я не представляю вам мсье Жоржа Мюнье, вы его знаете, он ваш соотечественник, и прибытие столь замечательного человека должно стать для нас чуть ли не национальным праздником.