Аттила отпустил приказчика.
Исходя из факта, замеченного Берленгаром, и своих предыдущих наблюдений, он немедленно сделал вывод, что Франсуа Гишар проворачивает свои темные дела под покровом ночи.
Оставалось лишь сообщить об этом проступке смотрителю за рыбной ловлей, который один раз уже составлял протокол по делу папаши Горемыки, и потребовать, чтобы он исполнил свой долг.
Господин Батифоль подозревал — и, кстати, не напрасно, — что этот человек проявляет преступную снисходительность по отношению к папаше Горемыке, но полагал, что, если последовать за смотрителем по пятам, тот безусловно не посмеет пренебречь своими обязанностями.
Господин Батифоль надел поверх одежды какой-то балахон, водрузил на голову фуражку, взял палку и потянулся к ручке двери, намереваясь отправиться к смотрителю.
Однако его рука не закончила начатого движения.
В душу Аттилы закралась дурная мысль: он решил предать тех, кого Берленгар называл друзьями.
За три-четыре дня, на протяжении которых г-н Батифоль обсуждал наедине с собой вероятность появления у Юберты любовника, его отношение к прекрасному полу резко изменилось.
Он не сомневался, что девушка простит ему ссору с папашей Горемыкой, первую тяжбу и ее последствия, если он объяснит эти действия своим отчаянием, но дальнейшие гонения на старого рыбака могли поставить под угрозу его надежды, которые робкие проявления испытываемой им ненависти и ревности вернули к жизни, и г-н Батифоль не собирался приносить их в жертву.
Вот почему он не стал открывать дверь, оставив и рыбу, и снасти на разграбление Франсуа Гишару.
Следующий день был субботой, одним из тех дней, когда Юберта уходила в Париж.
Господин Батифоль переправился через реку задолго до того часа, в который девушка обычно пускалась в путь, и спрятался в перелеске, прилегающем к парку замка Рец.
Отсюда он мог обозревать и Ла-Варенну, и реку.
Он заметил, как Беляночка села в лодку паромщика; затем она вышла на берег и, вместо того чтобы подняться в Шенвьер, пошла по дороге в Сюси, идущей вдоль берега реки.
Господин Батифоль следовал за девушкой, продолжая держаться в стороне и прячась за виноградниками, вступившими в период бурного роста.
Поравнявшись с островами заводи Жавьо, Юберта оглянулась, чтобы проверить, нет ли кого-нибудь позади, и, не заметив ни души, прошла через луг и спустилась к пересохшему в эту пору ручью, который зимой несет избыток вод из Ормесонского парка к Марне.
Ивовые заросли, густой кустарник и терновник, превращавшие русло ручья в настоящий туннель из зелени, благоприятствовали намерениям г-на Батифоля.
Он мог держаться в десяти метрах от девушки, оставаясь невидимым для нее; не слышны ей были и шаги чеканщика, бесшумно ступавшего по траве.
Дойдя до места, где ручей впадает в Марну, Юберта присела на берегу.
Преследовавший ее г-н Батифоль упал на землю ничком и затаился в траве; осторожно раздвигая ее, он не выпускал из вида внучку папаши Гишара; она сидела лицом к нему, настолько близко, что он даже слышал ее дыхание.
В этот миг Беляночка, роскошные волосы которой едва скрывал платок в красно-белую клетку, была поистине очаровательна.
Быстрая ходьба сделала ее красоту еще более яркой: лицо ее разрумянилось, глаза заблестели, а алые губы приоткрылись, как цветы гранатового дерева.
Девушка сняла башмаки, затем — чулки и решительно вошла в реку.
Господин Батифоль был настолько взволнован, что еще немного, и он забил бы тревогу.
Русло Марны не отличается ровным дном и, следовательно, представляет опасность для купальщиков. Чеканщик испугался, что девушка провалится в какую-нибудь яму.
На свое счастье или несчастье, он тут же вспомнил, что где-то поблизости есть брод.
Юберта продолжала идти вперед, направляясь к острову заводи Жавьо; она двигалась, изо всех сил балансируя с помощью рук, и временами, когда ее ноги натыкались на твердую гальку или скользили по замшелому камню, издавала тихий стон и изгибала свой гибкий, как тростник, стан.
Наполовину высунувшись из травы, г-н Батифоль провожал девушку взглядом и задыхался от волнения; наконец, он увидел, как она вышла на берег и скрылась в ивовых зарослях, которыми был покрыт остров.
В тот же миг чеканщик забыл об опасностях, подстерегающих его на зыбком пути, а также о том, что рискует подхватить насморк, чего он чрезвычайно боялся, и ринулся к броду.
Как и всякий влюбленный, г-н Батифоль потерял голову от любви.
Господин Батифоль шел за Юбертой, приближаясь к ней с каждым шагом.
Она пересекла остров в длину, прыгая с камня на камень, как трясогузка, и спустилась на берег, а затем перебралась через небольшой проток реки, который отделял этот остров от двух идущих за ним островков, расположенных параллельно.
Именно там, между двумя этими островками, Франсуа Гишар прятал лодку, в которой он совершал свои ночные набеги и в которой хранил контрабандный улов.
Лодка была здесь в полной безопасности — ее невозможно было заметить ни с одного из берегов реки; к тому же выше заводи Жавьо течение было столь стремительно, что рыбаки-любители, которых папаше Горемыке следовало опасаться, не решались заглядывать в эти места и, следовательно, не высаживались на острове.
Господин Батифоль снова затаился в кустах.
Нетерпение его было огромно, а сердце билось так неистово, что временами ему казалось, будто он сейчас задохнется. Однако, несмотря на волнение, он не забыл, чем ознаменовалось его первое объяснение с внучкой папаши Горемыки, и дно лодки казалось ему слишком шаткими подмостками для разговора с такой крепкой девушкой, как Юберта.
Между тем она достала из-под сиденья лодки маленький черпак и корзину, открыла садок и наполнила корзину всевозможной рыбой, затем взвалила эту ношу на плечо и двинулась в обратный путь по той же дороге, направляясь к большому острову.
Теперь г-н Батифоль подумал, что настала пора показаться; он вышел из своего укрытия и встал в полный рост, в то время как Юберта все еще карабкалась на крутой берег, цепляясь руками за ветки и корни деревьев.
Внезапное появление Аттилы так сильно напугало девушку, что она уронила свою ношу; корзина опрокинулась, и из нее хлынул разноцветный поток рыбы; чешуйчатые принялись барахтаться на траве, и некоторые из них, благодаря своей счастливой звезде и рельефу местности, скатывались по склону и возвращались в родную стихию.
— Ага! — воскликнул г-н Батифоль, делая нечеловеческое усилие, чтобы придать своей физиономии, вопреки его воле остававшейся ласковой и улыбающейся, суровый вид. — На сей раз вы попались, прекрасная дикарка!