Он осмотрелся, сунул ключ в карман и, припомнив свои детские годы, проворно взобрался на гору сена высотой не менее пятнадцати футов, с широкой площадкой наверху; затем, будто с крепостного вала, он скатился вниз по откосу на пол, вымощенный надгробными плитами.
Клирос, огражденный справа и слева высокими стенками, а с третьей стороны — амвоном, был пуст.
Дверь в перегородке была отворена, и Ролан без труда проник на клирос.
Прямо перед ним возвышалась гробница Филибера Красивого.
В головах саркофага лежала большая квадратная плита; под ней начинался спуск в подземную усыпальницу.
Ролану был знаком этот тайный ход; он подошел к плите и встал на колени, отыскивая на ощупь щель между камнями.
Найдя ее, он просунул ломик в выемку и поднял плиту.
Придерживая одной рукой тяжелую плиту, он осторожно спустился в склеп.
Потом медленно положил плиту на место.
Могло показаться, будто ночной посетитель добровольно покидает мир живых и нисходит в царство мертвых.
Тому, кто мог бы наблюдать его при свете и в темноте, на земле и под землей, показалось бы странным невозмутимое спокойствие этого человека, который бродил среди мертвецов, чтобы разыскать следы живых, и, невзирая на мрак, одиночество, зловещую тишину, даже не вздрагивал, натыкаясь на мраморные гробницы.
Он пробирался ощупью среди могил, пока не нашел железную решетку, преграждавшую вход в подземный коридор.
Ролан проверил замок: дверь была заперта только на щеколду.
Он всунул конец ломика между щеколдой и дужкой и тихонько нажал.
Решетка растворилась.
Прикрыв дверь, но не запирая ее, чтобы иметь возможность вернуться обратно, Ролан спрятал ломик в уголок за дверью.
Напрягая слух, широко раскрыв глаза, сосредоточив все силы, чтобы хоть что-то расслышать и разглядеть во тьме, Ролан двинулся дальше; он с трудом дышал в спертом воздухе, сжимая заряженный пистолет в одной руке и опираясь другою о стену подземного коридора.
Так он шел около четверти часа.
Ощутив на плечах и на руках ледяные капли, сочившиеся со сводов подземелья, он понял, что проходит под руслом Ресузы.
Но вот Ролан наткнулся на дверь, которая вела из подземного перехода в каменоломню. Отворив ее, молодой человек на минуту остановился. Воздух стал свежее, кроме того, ему послышались вдалеке какие-то звуки, а на каменных столбах, подпиравших своды, мерцали отблески блуждающих огней.
Судя по неподвижности ночного путника, могло показаться, что он колеблется, но если бы кто-нибудь разглядел его лицо, то увидел бы, что оно озарилось надеждой.
Ролан снова пустился в путь, торопясь туда, где он видел свет, туда, где ему слышался шум.
Чем ближе он подходил к тому месту, тем шум становился все явственнее, а свет разгорался все ярче.
Было очевидно, что в каменоломне скрывались люди; но кто они? Ролан решил узнать это во что бы то ни стало.
Он находился уже в десяти шагах от гранитного зала, расположенного на перекрестке штолен, который нам знаком по нашему первому посещению пещеры Сейзериа. Прижавшись к стене, Ролан бесшумно крался вперед; казалось, будто в темноте скользит оживший барельеф.
Наконец, дойдя до поворота, он осторожно высунул голову из-за угла и увидел, что перед ним лагерь Соратников Иегу.
Их было там человек двенадцать или пятнадцать, и они сидели за ужином. Роланом овладело безумное желание броситься в толпу врагов, напасть на них и биться до последней капли крови.
Но он подавил в себе этот безрассудный порыв, тихонько отступил назад и, никем не замеченный, ни в ком не вызвав подозрений, довольный и радостный, с горящими глазами, повернул обратно той же дорогой.
Итак, теперь все объяснилось: отчего опустел Сейонский монастырь, куда исчез г-н де Валансоль, почему мнимые браконьеры охраняли вход в пещеру Сейзериа.
На этот раз он сумеет им отомстить, и месть будет жестокой, месть будет беспощадной.
Ролан подозревал, что разбойники всякий раз щадили его — ну так и он прикажет не трогать их до времени. Разница лишь в том, что они хотели сохранить ему жизнь, а он собрался предать их смерти.
Пройдя около половины пути, Ролан услышал позади какой-то смутный шум; он обернулся, и ему показалось, что вдали брезжит огонек.
Он ускорил шаг. Выйдя из двери, он больше не опасался сбиться с дороги: здесь была уже не каменоломня со множеством извилистых переходов, а узкий, прямой, сводчатый коридор, ведущий прямо к решетке склепа.
Через десять минут Ролан снова прошел под руслом руки, а минуту или две спустя, вытянув руку, дотронулся до железной решетки.
Он вынул ломик из угла, где тот был спрятан, вошел в склеп, бесшумно замкнул за собою дверь и, пройдя между гробницами, ощупью отыскал лестницу; взобравшись по ступенькам, он уперся головой в каменную плиту, отодвинул ее и поднялся в мир живых.
Здесь было еще довольно светло.
Ролан вышел из клироса, притворил дверь амвона, чтобы все оставалось в прежнем положении, взобрался на сено, пересек площадку и скатился вниз с противоположной стороны.
Вынув ключ из кармана, он отпер церковную дверь и очутился на улице. Жандармский капитан поджидал его; они переговорили между собой, вышли вдвоем из казармы и направились в Бурк обходным путем, чтобы не быть замеченными, затем прошли через ворота рыночной площади, затем — по улице Революции, улице Свободы и по Испанской улице, переименованной в улицу Симонно. Потом Ролан спрятался за углом улицы Греф и стал ждать.
Жандармский капитан отправился дальше один.
Он свернул на улицу Урсулинок, уже семь лет носившую название Казарменной. Там квартировал командир бригады драгун; тот уже собирался ложиться в постель, когда капитан появился у него в спальне. Они обменялись несколькими словами, после чего командир драгун поспешно оделся и последовал за гостем.
Лишь только командир бригады и жандармский капитан вышли на площадь, от стены отделилась какая-то тень и приблизилась к ним.
То был Ролан.
Трое мужчин совещались около десяти минут. Ролан давал распоряжения, остальные слушали и одобрительно кивали.
Затем они разошлись.
Командир драгун вернулся к себе, Ролан с жандармским капитаном отправились дальше по улице Звезды, спустились по лестнице Якобинцев на улицу Нового Бурка и кружным путем вышли на дорогу в Пон-д'Эн.
Ролан довел жандармского капитана до казармы, оставил его там и продолжал свой путь.
Через двадцать минут он дошел до ворот парка, но не стал звонить, опасаясь разбудить Амели, а постучал в ставню к Мишелю. Тот распахнул окно, и Ролан одним прыжком вскочил в сторожку; его охватило лихорадочное нетерпение, как всякий раз, когда ему угрожала действительная или кажущаяся опасность.