— Хорошо, сударь, — отозвался Ролан.
И он направился в кабинет первого консула. Бонапарт разговаривал с генералом Эдувилем, главнокомандующим войсками в Вандее.
Услышав, что дверь отворяется, он с досадой обернулся.
— Я сказал Бурьенну, что никого не принимаю!
— Я сейчас слышал от него об этом, генерал, но ответил ему, что для меня можно сделать исключение.
— Ты прав. В чем дело? Говори скорей!
— Он сейчас у меня.
— Кто?
— Тот, что был в Авиньоне.
— Так-так! А чего он хочет?
— Увидеться с вами.
— Как? Со мной?
— Да, с вами, генерал. Это вас удивляет?
— Нет. Но о чем будет речь?
— Он наотрез отказался мне это сказать. Но смею вас уверить, это не какой-нибудь назойливый проситель или помешанный.
— Но, может быть, это убийца? Ролан покачал головой.
— Ну, да тебе лучше знать…
— Вдобавок он не возражает, чтобы я присутствовал при ваших переговорах, я буду стоять между ним и вами.
Подумав, Бонапарт произнес:
— Пусть войдет.
— Но вы знаете, генерал, что, кроме меня…
— Да. Генерал Эдувиль будет так любезен, что минуту подождет. У нас с ним долгий разговор. Ступай, Ролан.
Пройдя через кабинет Бурьенна, Ролан вернулся в свой кабинет. Морган сидел все в том же кресле и грел ноги у камина.
— Идемте. Первый консул вас ждет, — сказал молодой полковник.
Морган встал и последовал за Роланом.
Когда они вошли в кабинет Бонапарта, тот был один.
Генерал бросил быстрый взгляд на главу Соратников Иегу и сразу же удостоверился, что это тот самый человек, которого он видел в Авиньоне.
Морган остановился в нескольких шагах от дверей; он в свою очередь, с любопытством разглядывал Бонапарта и уже не сомневался, что именно его видел за табльдотом в тот вечер, когда с опасностью для жизни возвратил Жану Пико двести луидоров, похищенных у него по ошибке.
— Подойдите, — сказал первый консул.
Морган поклонился и приблизился еще на три шага.
Бонапарт ответил на его поклон легким кивком.
— Вы сказали моему адъютанту полковнику Ролану, что хотите что-то мне сообщить.
— Да, гражданин первый консул.
— Для этого мы должны остаться с вами с глазу на глаз?
— Нет, гражданин первый консул, но это такое важное сообщение…
— …что вы предпочли бы говорить наедине со мной.
— Разумеется, но осторожность…
— Во Франции, гражданин Морган, быть осторожным — значит быть мужественным.
— Мой приход к вам, генерал, доказывает, что я вполне разделяю ваше мнение.
Бонапарт повернулся к молодому полковнику.
— Оставь нас одних, Ролан.
— Но, генерал… — возразил было адъютант. Бонапарт подошел к нему и прошептал:
— Я вижу тебя насквозь: тебе любопытно узнать, что изречет сей таинственный рыцарь с большой дороги, но успокойся, ты это узнаешь…
— Дело не в этом. А вдруг он, как вы сами только что говорили, окажется убийцей?..
— Ты же сам сказал, что это исключено. Хватит тебе ребячиться! Оставь нас одних.
Ролан удалился.
— Вот мы и одни, сударь, — сказал первый консул. — Говорите.
Морган молча вынул из кармана письмо и протянул его генералу.
Бонапарт внимательно рассмотрел конверт: письмо было адресовано ему и на печати вытеснены три французские Лилии.
— О! — вырвалось у него. — Что это такое, сударь?
— Прочтите, гражданин первый консул.
Бонапарт вскрыл конверт и сразу же взглянул на подпись.
— «Людовик», — проговорил он.
— Людовик, — повторил Морган.
— Что за Людовик?
— Я полагаю, Людовик Бурбон.
— Граф Прованский, брат Людовика Шестнадцатого?
— И следовательно, Людовик Восемнадцатый, поскольку его племянник, дофин, умер.
Бонапарт снова посмотрел на незнакомца. Ему было ясно, что имя Морган лишь кличка, под которой скрывается его настоящее имя.
Затем он прочитал следующее:
«3 января 1800 года.
Такой человек, как Вы, сударь, что бы он ни совершал на политической арене, не внушает мне опасений. Вы заняли высокий пост, и я Вас вполне одобряю: Вы лучше всех знаете, какой силой и могуществом надобно обладать, дабы сделать счастливым великий народ. Спасите Францию, охваченную яростным безумием, и Вы исполните желание сердца моего! Верните ей короля, и потомство будет Вас благословлять! Если Вы хотите убедиться в моей признательности, то назовите какой Вам угодно пост, назначайте Ваших друзей на любую должность! Что до моих убеждений, то я француз. От природы я великодушен и впредь буду проявлять великодушие, подчиняясь велениям разума.
Нет, победитель в битвах при Лоди, Кастильоне, Арколе, завоеватель Италии и Египта не способен предпочесть дешевую популярность истинной славе! Не теряйте драгоценного времени! Мы сможем воскресить славу Франции. Я говорю «мы», ибо для этого мне надобен Бонапарт, но и он не может обойтись без меня. Генерал, Европа смотрит на Вас, Вас ожидает слава, и я с нетерпением жду минуты, когда смогу вернуть счастье моему народу!
Людовик».
Бонапарт повернулся к молодому человеку, который стоял в ожидании его ответа, неподвижный и немой, как статуя.
— Вам известно содержание этого письма? Молодой человек наклонил голову.
— Да, гражданин первый консул.
— Но ведь письмо было запечатано.
— Оно было отправлено незапечатанным, и прежде чем доверить мне письмо, человек, его вручивший, дал мне его прочитать, чтобы я имел представление о его значительности.
— А нельзя ли узнать, кто вам его передал?
— Жорж Кадудаль.
Бонапарт едва заметно вздрогнул.
— Вы знакомы с Жоржем Кадудалем?
— Это мой друг.
— Но почему он доверил письмо именно вам, а никому другому?
— Он знал, что я исполню его желание, и оно будет передано в собственные руки.
— И в самом деле, сударь, вы сдержали свое обещание.
— Еще не совсем, гражданин первый консул.