— Джек! — завыл он. — Джек! Джек!
— Держите же его! — и Гарднер со всего размаха всадил иглу в плечо Волка.
Волк, откинув голову, обмяк.
«Я убью тебя, негодяй, — внезапно подумал Джек. — Убью тебя, убью тебя, убью тебя…»
Кейси сильным ударом разбил Волку нос, и кровь брызнула на пол. Множество рук держало бунтаря, и Волк уже не мог сопротивляться. Вокруг мелькали перепуганные лица наблюдавших за этой сценой мальчиков.
— В карцер! — загремел голос Гарднера. — А ты, мистер Паркер… может быть, ты теперь скажешь мне, где мы встречались?!
Джек, ни слова не говоря, глядел себе под ноги глазами, полными слез бессилия и ярости.
— Итак, в карцер! — уже спокойнее сказал Гарднер. — Когда он запоет, ты почувствуешь себя по-другому, мистер Паркер. Совсем по-другому.
И Гарднер вышел.
Когда Джек и остальные мальчики шли к заутрене, Волк все еще сидел в карцере. Солнечный Гарднер с иронией поглядывал на Джека: «Ну, так как же, мистер Паркер?»
«Волк, это моя мать, моя мать…»
И днем Волк еще оставался под замком. Проходя мимо карцера, Джек заткнул руками уши, чтобы не слышать его стонов.
В этот момент его окликнул Сонни.
— Преподобный Гарднер ожидает тебя в конторе, чтобы выслушать твое покаяние. И он велел передать, что выпустит этого дурака в ту же минуту, как только услышит от тебя то, что ему хочется узнать.
На лице Сонни читалась явная угроза.
— Я не могу сказать ему то, что он хочет услышать, — ответил Джек. Внезапно он сильно толкнул Сонни в грудь. Тот отлетел назад, нелепо взмахнув руками.
— Ладно же, — заявил Сонни, выпрямившись. — И еще преподобный Гарднер велел передать, что твой дружок страдает из-за тебя.
— Я отлично знаю, из-за кого он страдает.
И все же в ушах Джека все время звучали стоны Волка…
К обеду Волк затих, и Джек понял, что по приказу преподобного Гарднера его выпустили из карцера, чтобы своими стонами он не привлек ничьего внимания.
Волк лежал на кровати в их комнате. Он слабо улыбнулся вошедшему Джеку.
— Как твоя голова, Джек?
— Как ты, Волк? Все в порядке?
— Я стонал, а ты не помог мне…
— Волк, прости меня, — взмолился Джек. Волк выглядел странно — он был белым, как мел.
«Он умирает, — подумал Джек. — Нет, — поправил он сам себя. — Волк начал умирать с того момента, когда они удрали из Территорий от Моргана. Но теперь он умирает быстрее. Слишком белый… но…»
Руки и ноги Волка теперь покрывала густая шерсть, которой еще два дня назад не было.
Джек высунулся в окно и взглянул на Луну. С предыдущего полнолуния прошло всего семнадцать дней…
— Еще не время для Перемен, Джеки, — сухо сказал Волк. Это был голос инвалида. — Но в этом ужасном месте я начал меняться преждевременно…
— Гарднер назначил цену за твое освобождение, но я не смог заплатить ее. Мне хотелось, но… Волк… моя мать…
Голос Джека захлебнулся в слезах.
— Тсс, Джеки… Волк знает. Волк все знает…
Волк улыбнулся своей ужасной улыбкой и взял Джека за руку.
Еще одна неделя в Солнечном Доме. Приближалось полнолуние.
В понедельник сияющий Гарднер велел мальчикам склонить головы и поблагодарить Бога за исцеление их брата Фердинанда Янклоффа. Во время лечения Ферд обратился душой к Господу, сказал преподобный Гарднер, безмятежно улыбаясь. Он позвонил родителям и сказал, что просто мечтает служить Господу, и родители забрали блудного сына домой. Умер и похоронен на полях Индианы… или в Территориях, куда никакая инспекция не в состоянии добраться.
Во вторник непрерывно шел дождь. В этот день никто не работал. Большинство обитателей Солнечного Дома отсыпались, но для Джека и Волка, конечно же, нашлось занятие. Волк чистил чулан. Джек убирал в туалете. Мальчик размышлял, что Кейси и Варвик, приказавшие ему выполнять эту грязную, по их мнению, работу, никогда, очевидно, не сталкивались с мужской уборной в «Оутлийской Пробке».
В среду появился Гек Баст с рукой на перевязи.
— Доктор сказал, что я уже никогда не смогу ею пользоваться, как раньше, — бросил он Джеку. — Не сомневайся, ты и твой приятель поплатитесь за это. И очень скоро…
— Ты хочешь, чтобы то же самое случилось и со второй твоей рукой? — спросил его Джек… но на самом деле он испугался.
— Я не боюсь его, — ответил Гек. — Преподобный Гарднер разрешил нам разделаться с вами, независимо от того, скажешь ли ты ему то, что он хочет знать, или нет. Помни об этом, красавчик.
И Гек улыбнулся.
Со времени этого короткого разговора прошло всего шесть часов. Прозвонил колокол, сзывающий всех на покаяние. Волк крепко спал, не слыша гулких ударов.
Что они сделали с его другом в карцере? Да нет, карцер тут ни при чем. Виновен даже не Солнечный Дом. Причина кроется во всем этом мире. Волк просто тоскует по дому. Он перестал смеяться и редко улыбается. Силы покидают его.
«Скоро это случится, Джеки. Я умру. Волк умрет».
Гек Баст сказал, что не боится Волка; казалось, изувеченная рука Гека — это последнее, на что способен Волк.
Звонил колокол. …Этой ночью, в четыре утра, когда Волк забылся тяжелым сном, дверь их комнаты открылась и вошли Сонни и Гек. Они повели Джека в контору преподобного Гарднера.
Гарднер сидел при полном параде на краешке стола. Позади него висела картина, изображающая переход Иисуса через Галилейское море. Справа темнело окно, через которое было видно студию Кейси. В руке Гарднер держал тяжелую связку ключей, которой он поигрывал во время разговора.
— Ты еще ни разу не покаялся, Джеки, — мягко обратился он к мальчику. — Покаяние облегчает душу. Не покаявшись, мы не будем спасены.
— Мне не в чем каяться перед Вами, — резко ответил Джек.
— Думай, что говоришь, болван! — крикнул Сонни. — Мы сумеем постоять за своего благодетеля!
— Да снизойдет на тебя Божья благодать, Сонни, — кротко сказал Гарднер, и вновь обратился к Джеку.