— Черт побери, ничего такого я не делал. Просто взял то, что ты сама мне предложила.
Его жестокость потрясла Лию до глубины души, и девушке потребовалось напрячь всю силу воли, чтобы не ударить его. К тому же она вспомнила, с какой молниеносной быстротой он умел реагировать в прежние дни. Ее удар не успеет попасть в цель, а возмездие окажется быстрым и едва ли будет приятным. Лия посмотрела Хантеру прямо в глаза.
— Ну уж нет! Ты добился того, чего хотел, и тебе было плевать, если это могло причинить боль другому человеку.
Возле его рта пролегли жесткие складки.
— Ты никогда не знала, чего я хотел на самом деле. И сейчас не знаешь.
— Не знаю? Да что ты такое говоришь! — Неужели он действительно думает, что она так слепа, так неопытна, что до сих пор понятия не имеет, какие низменные побуждения могут руководить действиями мужчины? Может быть, восемь лет тому назад ее и правда можно было упрекнуть в подобной инфантильности, но теперь она уже не та. Именно он излечил ее от привычки слепо доверять людям. — Тогда было то же самое, что и сейчас. Тебе нужна была моя земля. Ну, признайся, что это так.
— Мне не в чем признаваться, — почти выкрикнул он. — Зря надеешься. Так что лучше прими это на веру раз и навсегда.
Он привлек ее ближе, словно предупреждая любую попытку сопротивления. Медленно, но неуклонно он прижимал ее все крепче и крепче, и Лия почувствовала себя так, как, должно быть, чувствует себя птичка, отчаянно трепещущая и еще сильнее запутывающаяся в сетке птицелова. Ладони Лии прижались к груди Хантера в попытке сохранить между ними хоть какое-то пространство. Однако малейшего прикосновения к его телу оказалось достаточно, чтобы воскресить давно ушедшие воспоминания, и вновь с ужасающей ясностью прошлое встало перед ней. Слезы подступили к ее глазам, но она быстро заморгала, стремясь загнать их обратно. Слезами ничего не добьешься. Тем более когда имеешь дело с этим мужчиной.
— Почему ты так ведешь себя? — спросила она. — Почему, ведь прошло столько лет?
— Потому, что и теперь я пытаюсь добиться того, чего хочу больше всего на свете.
Она тихо рассмеялась — смех вышел грустный, в нем слышалось отнюдь не веселье, а, скорее, боль и разочарование.
— Когда ты говорил это восемь лет назад, я наивно полагала, что речь идет обо мне. Но теперь-то я понимаю, что ты имел в виду ранчо.
Его лицо стало жестким.
— В самом деле?
— Да! Наверное, именно поэтому ты и уложил меня к себе в постель? Уложил потому, что таким образом приближался к своей заветной мечте? Только все вышло совсем не по-твоему.
— Уложил тебя в постель? Да уж, довольно оригинальное описание того, что было тогда между нами. Несколько менее приличное выражение оказалось бы сейчас куда уместней. Кстати, если память мне не изменяет, мы с тобой так ни разу и не воспользовались постелью.
Лия решительно отказывалась испытывать стыд за то, что было самым восхитительным ощущением в ее жизни.
— Да, ты прав. Мы просто не успели, ведь ты слишком быстро уехал, и нам не хватило времени. Конечно, ты отправился в далекий путь лишь тогда, когда отец пригрозил лишить меня наследства, когда он поставил меня перед выбором: или ты, или ранчо.
— И мы оба прекрасно знаем, каков был твой выбор.
Лия вцепилась в его рубашку.
— Откуда тебе знать! — Снова горечь и боль лишили ее самообладания. — Ты решил даже не задерживаться, чтобы все как следует выяснить. Однако могу тебя заверить, что, выбрав именно тебя, я совершила ошибку, за которую до сих пор расплачиваюсь. Мне и в голову не могло прийти, что без ранчо я стану для тебя обузой. — В который раз мысль об этом уязвила ее гордость. Однако прошедшие годы многому ее научили. Если гордость еще могла пережить горькую правду, сердце отказывалось признать поражение. — Так что ты предпочел воспользоваться тем, что сумел заполучить, и спокойненько удалился.
Жесткая улыбка перекосила его рот, а руки опустились на ее пальцы, высвобождая из них рубашку.
— Давай придерживаться фактов: я не удалился — меня увели.
— Не пытайся меня обмануть. Я несколько часов ждала тебя в сторожке на границе нашей земли. Тебе это кажется таким забавным? — Дыхание ее участилось, казалось, ей не хватало воздуха, так подействовали на нее горькие воспоминания, вызывать которые она нечасто решалась. — В тот день стояла удушающая жара, но я все равно сидела в сторожке и ждала тебя. Я так боялась, что туда может заехать один из ковбоев… что поблизости окажется какая-нибудь отбившаяся от стада скотина… что кто-нибудь из работников вздумает починить изгородь и решит заночевать в домике… Ведь тогда бы все открылось. Но я не уходила. Я твердила себе, что ты обязательно придешь. Время, казалось, ползло, как черепаха, я готова была поверить, что земля все крутится, а я застряла во времени и пространстве. Даже вечером, когда солнце уже село, я все искала оправдание за оправданием твоему отсутствию.
— Прекрати, Лия.
Но она уже не могла остановиться. Стоило только начать вспоминать, и поток мыслей было уже не остановить, а клубок памяти разматывался и разматывался. Так старинная музыкальная шкатулка все играет и играет простенький мотив, пока не кончится завод.
— В ту ночь было полнолуние. Я сидела на полу и смотрела, как луна перемещается по небу, заглядывая то в одно окно, то в другое.
Он уставился на нее бесстрастно и отчужденно.
— В ту ночь шел дождь.
Вынырнув из глубин прошлого кошмара, Лия внимательно посмотрела в глаза Хантеру.
— Дождь кончился уже в два часа, — поправила она его безразличным, безжизненным голосом. — Гроза собиралась с вечера, а когда она прошла, снова вышли звезды и засветила луна. Крыша сторожки протекала не хуже решета, но я была такой идиоткой, что все ждала тебя. — Она склонила голову — сил продолжать у нее почти не оставалось. — Я все ждала, и ждала, и ждала…
— Но почему? Почему ты ждала? — настойчиво спросил он. — Посмотри на меня, Лия. Посмотри мне в глаза и расскажи конец своей лживой байки. Это ложь, и мы оба прекрасно это знаем.
— Откуда тебе знать, что правда, а что вымысел, — прошептала она, — когда тебя там не было?
— Говори же!
Повинуясь этому безжалостному приказу, она подняла голову. Хантер откинул прядку золотистых волос с ее лица, и, хотя его прикосновение было нежным и осторожным, глаза по-прежнему оставались холодными и чужими.
— Я ждала потому, что все надеялась: ты приедешь и увезешь меня, как обещал, — призналась она, и голос ее дрогнул. — На рассвете я наконец поняла, что ты не придешь. И я поклялась, что никогда в жизни не поверю мужчине. Не дам ему такой власти над собой, не позволю подвергнуть себя такому унижению, не дам ему причинить мне такие страдания. Так что теперь твоя очередь говорить, Хантер. Скажи мне правду. Что тогда произошло? Что такое случилось, кто это тебя «увел» и чем ты был настолько занят, что предпочел не возвращаться?