— Без проблем.
Прежде чем она смогла разгадать его замысел, он встал и поднял ее на руки.
— Что ты делаешь? — требовательно спросила она.
— Раз тебе давно пора спать, я прослежу, чтобы ты улеглась. — Он отнес ее в спальню и уложил в кровать. — И лягу с тобой.
Эмма лежала на шелковых простынях и сердито смотрела на Чейза. Ее волосы чуть растрепались, щеки покрылись румянцем, глаза были темны, но выражение лица говорило само за себя.
— Ты с ума сошел?
— Не думаю, — ответил он, расстегивая рубашку. — Я захотел, чтобы ты вернулась в мою постель, как только ты встала с нее.
Она села, и свет из гостиной осветил ее глаза, голубые, как незабудки, с легким фиолетовым оттенком. Эти глаза преследовали его два месяца, но он найдет способ устранить этот досадный отвлекающий фактор из своей жизни.
— Ты ведь не думаешь, что я соглашусь?
— Именно так ты поступила тогда и собираешься поступить сейчас. — Он снял рубашку и положил руки на ремень. — Не притворяйся, что ничего не чувствуешь, Эмма. Я не могу думать ни о чем, кроме тебя.
Она задышала чаще, страсть затуманила ее глаза.
— Я не какая-то дешевка, черт возьми, и не собираюсь спать с тобой, чтобы наутро не найти тебя рядом с собой.
Он усмехнулся:
— В прошлый раз я не нашел тебя, а учитывая, что машины у тебя нет, я могу предположить, что на этот раз все будет по-другому.
— Мы не можем сделать это. Ты из лагеря Кэмерона. — Она двинулась к краю кровати. — Я не могу позволить себе быть замеченной с врагом.
Это удивило его. Разумеется, Рейф и Рональд Уорт не питали друг к другу теплых чувств, но почему Эмма считала Рейфа врагом?
— Ты имеешь что-то против сделки? — спросил Чейз.
— Я не считаю, что твой брат сможет хорошо управлять «Уорт индастриз». Его планы на будущее слишком туманны. Но это не мне решать, и сделать я тоже ничего не могу.
— Не можешь, — согласился он.
— Но это не значит, что я хочу с тобой спать теперь, когда я знаю, что ты брат Рейфа.
— Мы разные люди.
Она прищурилась:
— Откуда мне знать, что ты не хочешь соблазнить меня, чтобы я не путалась под ногами?
— Во-первых, ты никак не можешь помешать сделке, все уже почти решено. Во-вторых, в ту ночь в Нью-Йорке мы ничего не знали друг о друге. — Звук расстегиваемой ширинки показался ей очень громким. — И наконец, ты прекрасно знаешь, что сейчас мы чувствуем то же, что тогда.
— Совсем не то.
Стоило ей произнести эти слова, как она поняла, что отдала бы все, чтобы забрать их назад.
— И правда, — согласился он и двинулся к кровати, полностью обнаженный. — На этот раз все куда серьезнее.
Она уставилась на него, и ему показалось, что она сейчас встанет и уйдет, но, когда он обнял ее, она не воспротивилась. Шелк ее платья нежно скользнул по его коже.
— Это ошибка, — заявила она.
Он с трудом сдержал стон.
— Как такие ощущения могут быть ошибкой?
Он проложил дорожку поцелуев по ее плечу и шее и поцеловал ее, положив руку ей на затылок. Она испустила долгий стон и полностью отдалась на милость его рук, приоткрывая губы. Как мог он так долго жить, не чувствуя ее вкуса? Так или иначе, пока он здесь, он найдет способ утолить свою невыносимую жажду. Он оторвался от нее и улыбнулся:
— На тебе слишком много одежды, милая.
— Не знаю. — Она усмехнулась. — Я бы предпочла, чтобы ты был голый и в моей власти.
— Какую же участь ты готовишь мне?
— Вот такую.
Ее руки скользнули по твердым мышцам его живота и ниже, и он чуть не лишился сознания. Он попытался сделать шаг назад, но она не отпустила его:
— Ты что, забыл: ты в моей власти.
— Есть смысл просить, чтобы ты была нежной со мной?
— Никакого. — Она многозначительно усмехнулась. — Раз уж ты любишь всегда контролировать ситуацию, мы будем играть по моим правилам или вообще не будем играть.
— Не думаю, что мне это нравится, — пожаловался он.
Она обвила руками его шею.
— Но ты все равно согласен, верно?
Он бросил на нее угрожающе-предостерегающий взгляд:
— Пока да.
— Что-то подсказывает мне, что с тобой лучше не враждовать, — медленно сказала она, наклоняя голову.
— Это «что-то» называется инстинктом самосохранения, и на твоем месте я бы послушался его.
Она рассмеялась:
— Ты не причинишь мне вреда.
— Откуда ты знаешь? Мы едва знакомы.
Она замолчала, пригвожденная к полу его пронизывающим взглядом. В эту минуту она была очень похожа на отца.
— Значит, вот ты какой? Любишь делать людям больно?
— Совсем нет, и я надеюсь, что мне не придется поступать так с тобой. Это зависит от того, куда нас заведет этот путь, если мы пойдем по нему.
Ее лицо потемнело.
— Не хочу думать о том, что будет потом. Буду думать только об этой ночи.
Он уложил ее на кровать. Что бы ни началось между ними в ту ночь в Нью-Йорке, это до сих пор жило в них, как тлеющие угли под пеплом. Она целовала его долго и страстно, показывая, что хочет его так же сильно, как он ее.
— Раздень меня, — приказала она.
— Я надеялся, что ты попросишь об этом.
Он расстегнул ее платье, и оно легко соскользнуло с ее тела; на ней остались только чулки, подвязки и шелковые трусики. Он провел руками по ее коже, чувствуя силу под нежными изгибами.
— Ты прекрасна, Эмма.
Слова показались ему бессильными, пустыми, а Чейз, в отличие от Рейфа, не находил Эмму пустой. Разумеется, он знал ее еще не слишком хорошо, но он чувствовал в ней ум, волю и характер. Он быстро снял и отбросил ее туфли, чуть дольше провозился с подвязками, и она нетерпеливо застонала, почувствовав его руку на своих трусиках. Он ухватил пакетик с презервативом, лежавший на тумбочке, и навис над Эммой, сорвав с нее трусики. Ее губы припухли от поцелуев, на щеках горел румянец, глаза потемнели от желания.
— Почему ты ушла тогда? Ведь нам нужно только коснуться друг друга, чтобы вспыхнуть! Почему ты не сказала мне, кто ты и как тебя найти?
— Я боялась.
— Меня?
Она покачала головой, волосы золотистым веером рассыпались по подушке.
— Нет, совсем не тебя. Я боялась испытать такое чувство к такому, как ты. — Он прижал ее к кровати, и она всхлипнула. — Пожалуйста, не останавливайся, я так долго хотела снова ощутить это.