Ник Коултер покинул Париж на две недели раньше намеченного срока.
Он и сам не знал, почему ему так не терпелось уехать. Решение принял мгновенно. Действовал импульсивно, скорее подчиняясь какому-то внутреннему голосу, нежели руководствуясь доводами разума, что совершенно ему несвойственно: недаром же его прозвали мистер Ледяная Глыбе. Впрочем, он так же повел себя и в ту ночь, когда позволил инстинкту взять верх над разумом.
Той ночью Дани Шератон отдалась ему.
Мощный инстинкт самосохранения заставлял его всячески отрицать неизгладимое впечатление, которое произвел на него тот единственный, незабываемый вечер, проведенный с ней вдвоем. Он пытался убежать от своих воспоминаний, но никакой силой воли свершившегося не изменить.
Вечером, перед отъездом в Европу, Дани пришла к нему. После пяти долгих лет ожидания он наконец-то занялся с ней любовью.
А потом уехал.
Однако воспоминания о тех мгновениях преследовали его день и ночь. Чтобы они вернулись, достаточно было любого пустяка.
Перед его глазами снова возникла Дани. Вот она медленно раздевается — так медленно, что у него начинает сосать под ложечкой. Падают на пол, один за другим, предметы туалета из красного, как роза, атласа, обнажая ее прекрасное тело. Дани источала столько тепла, что растопила сковывавшие его ледяные оковы, и впервые за долгие годы ему показалось, что он ощутил дыхание весны…
Она опустилась возле него на колени; отблески огня, пылавшего в камине, играли в ее густых темных волосах. Ни одну женщину не желал он так сильно. И тем не менее подспудно помнил об осторожности и осмотрительности. Ему не забыть, как серьезно было выражение ее лица. Казалось, она все не может решиться, что само по себе выглядело странно: ведь более уверенного в себе и открытого человека, чем Дани, ему еще не приходилось встречать. Но в ту ночь…
Возможно, ей не давали покоя какие-то воспоминания, потому что в тот раз она превратилась из всегдашней необузданной цыганки в робкую невинную девушку, которая сгорает от желания, но вместе с тем не может преодолеть страх накануне своей первой ночи любви. А когда он взял ее, она долго смотрела на него своими огромными глазами с выражением безмерного изумления, словно ей только что открылась некая удивительная, волшебная тайна, разгадку которой так долго и тщательно от нее скрывали. Этот ее облик столь прочно запечатлелся в его душе, что не помогали ни расстояние, ни время.
Ник закрыл глаза, бессмысленно и дальше обманывать самого себя. Он прекрасно знает, почему хочет как можно скорее покинуть Париж. Пришло время возвращаться домой.
Он нужен Дани.
— Ты беременна.
Дани ухватилась за ручку входной двери. Колени у нее подгибались. Она боялась, что вот-вот упадет. В бешенстве смотрела она в его невозмутимо-спокойные синие глаза, взгляд которых был все таким же жестким и непреклонным. Как всегда, Ник оставался воплощением олимпийского спокойствия, тогда как ей приходилось прикладывать неимоверные усилия, дабы не взорваться.
— У тебя поистине талант открывать Америку из форточки, — раздраженно бросила Дани, инстинктивно прикрывая рукой выпирающий живот. Какая же она глупая. Думала, что при встрече с Ником у нее даже не дрогнет сердце. Не тут-то было. А ее желание вновь очутиться в его объятиях? Не только не уменьшилось, но превратилось прямо-таки в навязчивую идею. И как только такое возможно, если совершенно очевидно, что он ровным счетом ничего к ней не чувствует?
— Ты прав. Я беременна.
— На каком ты месяце? — спросил Ник, покачав головой, и блики сентябрьского солнца запрыгали в его светлых волосах. Дани пронзила острая боль: вспомнилось, как в ту их последнюю встречу в отраженном лунном свете ей показалось, будто его волосы посеребрил мороз. — Можешь не отвечать. Я и сам знаю: на девятом.
— Угадал. — Бессмысленно отрицать очевидное.
— Значит, это мой ребенок.
— Блистательное умозаключение, мистер Шерлок Холмс. — Не самый остроумный ответ, но ничего, сойдет, особенно если учесть, что Ник буквально вломился к ней в дом. Мог бы, по крайней мере, предупредить о своем возвращении.
С другой стороны, конечно, если бы он позвонил, то она бы постаралась куда-нибудь сбежать. Вернее, проковылять, ибо на большее сейчас неспособна. Трудно, ох как трудно смириться с последствиями той давно прошедшей ночи. Еще тяжелее сознавать, что все повторилось: душой и телом отдалась мужчине, не способному любить. Она украдкой взглянула на Ника.
Ну почему, почему ему надо было приехать именно сейчас, когда она совершенно не готова к встрече с ним? Неужели не мог вернуться через две недели, как планировал? Ведь до родов остается всего несколько дней. Вот родила бы и… Да, и что тогда? За те бесконечно долгие месяцы без него ей так и не удалось решить, как жить дальше.
И вот теперь при виде Ника все ее существо разрывается между двумя желаниями: кинуться ему на шею или бежать, бежать не оглядываясь, как можно дальше. Первое, конечно же, гораздо сильнее.
— Может, позволять мне войти, пока придумываешь, что ответить? — мягко спросил он.
— Я не должна ничего объяснять.
— Нет, дорогая, еще как должна. Ну так что? Может, выключишь, наконец, сигнализацию и впустишь меня? — Его холодные синие глаза вспыхнут» на мгновение.
— Нет.
Не говоря ни слова, он слегка отодвинул ее в сторону и переступил порог. Тут же сработал сигнал тревоги.
— Отключить сигнализацию, — рявкнул он. — Коултер, ноль-ноль-один. Выключи сигнал, Гемма.
— СИГНАЛ ТРЕВОГИ ОТКЛЮЧЕН, МИСТЕР КОУЛТЕР, — раздался приятный женский голос. — ВЕРНУТЬ СИСТЕМУ ОПОВЕЩЕНИЯ В ИСХОДНОЕ СОСТОЯНИЕ?
— Да.
Последовала короткая пауза.
— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, МИСТЕР КОУЛТЕР.
— Черт возьми, Ник! — негодующе воскликнула Дани. — Ведь это мой дом и моя охранная система.
— Возможно, допущена ошибка в программе.
— Маловероятно, если учесть, что этим занимался ты сам.
— Хватит, — ледяным тоном прервал он ее, и Дани пронзило какое-то тягостное предчувствие. — Я здесь не затем, чтобы говорить о Гемме. Не пытайся уйти от разговора.
— От какого разговора? — спросила она, притворяясь, что ничего не понимает.
— О ребенке. — Он еле заметно усмехнулся. — Или ты забыла?
Забыла? Она прижала руку к животу. Разве можно забыть, если каждый день чувствуешь, как внутри тебя бьется новая жизнь?
Малейший толчок крохотной ножки постоянно напоминал ей о той единственной и неповторимой ночи, что она провела с мужчиной, на которого ей приходилось смотреть снизу вверх: так он высок. Ее всегда страшила эта встреча. Она не представляла, как столь холодный, бесстрастный человек отнесется к известию о том, что ему вскоре предстоит стать отцом.