С минуту оба помолчали.
Самуил встал и начал прохаживаться взад и вперед.
— Сколько нам еще ждать? — спросил Юлиус.
— Еще четверть часа, — отвечал Самуил.
— В таком случае, — сказал Юлиус, — мне самое время принять мое укрепляющее снадобье.
— А… — вырвалось у Самуила, и он тут же осекся.
— Я чувствую себя утомленным, — продолжал Юлиус. — Мне потребуются силы для той сцены, что сейчас разыграется здесь. Ты мне говорил, что действие этого средства непродолжительно и лучше принять его в самый последний момент. Вот он и наступил. Давай сюда свою микстуру.
— Ты этого хочешь? — произнес Самуил дрогнувшим голосом.
— Ну, вот еще! Разумеется, хочу! Как раз сейчас мне потребуется много сил. Ну-ка налей мне своего укрепляющего вот в этот кубок.
Говоря так, он не спускал глаз с Самуила.
Тот не двигался.
— Налей же! — повторил граф фон Эбербах.
Тогда Самуил взял бутылку и откупорил ее.
Руки у него слегка дрожали.
А Юлиус поднял свой кубок и с полным спокойствием протянул ему.
Самуил вылил туда около половины бутылки.
— Почему ты не выливаешь все? — спросил Юлиус.
— О, хватит и половины.
— Лей все, говорю тебе, — настаивал Юлиус.
— Ладно, — сказал Самуил, руки которого снова затрясла едва заметная дрожь.
— Можно подумать, будто ты чуть ли не взволнован. Или это твое укрепляющее средство опасно?
Самуил побледнел.
— Опасно? — пробормотал он. — Ну и мысль!
— О, не беспокойся, — усмехнулся Юлиус. — Не подумай, будто я тебя в чем-то подозреваю. Я только хочу сказать, что иногда лекарство заставляет пациента расплачиваться потом за тот прилив сил, который оно дает ему на короткий срок. Если ты мне приготовил снадобье именно такого рода, я на тебя не в претензии, напротив. Мне бы только на один час иметь столько энергии, сколько нужно, а там будь что будет. Ты ведь знаешь, жизнью я не слишком дорожу. Я в этом смысле и спросил, не опасно ли лекарство.
— Оно абсолютно безвредно, — отвечал Самуил, у которого было время овладеть собой. — Этот настой дает силу тем, кто болен, а здоровых делает еще сильнее — иных последствий у него нет.
— А, так оно и здоровым прибавляет сил? — повторил Юлиус, и глаза его диковато блеснули.
— Да, — решительно подтвердил Самуил.
Юлиус поднес стакан к губам. Но он лишь слегка омочил их, коснувшись напитка.
— У этого лекарства совсем другой вкус, чем у прежнего укрепляющего средства, — сказал он.
— Ну да, — согласился Самуил. — Я заменил его. Это более действенно.
— Мой бедный Самуил, — вздохнул Юлиус, — с тобой положительно что-то происходит. Тебе изменяет твое обычное хладнокровие.
— Мне? — пробормотал Самуил.
— Я понимаю, что ты испытываешь беспокойство, — продолжал граф фон Эбербах. — В ту минуту, когда выдаешь тех, чьим сообщником был почти что с самого рождения, немудрено до известной степени утратить присутствие духа.
— Действительно, — сказал Самуил, в восторге от того, что Юлиус объясняет его смятение подобным образом. — Признаюсь тебе, что выдать Тугендбунд мне оказалось тяжелее, чем я думал.
— Не извиняйся, Самуил. Это так естественно. Оттого, что тебе приходится преодолевать свою щепетильность, твои заслуги только увеличиваются, и жертва, которую ты приносишь прусскому правительству и монархической идее, становится еще огромнее и достойнее воздаяния. Но даю тебе слово чести, что воздаяние деянию не уступит. По крайней мере я сделаю для этого все, что будет от меня зависеть; ты, Самуил, смело можешь на меня положиться.
Благодарить Самуил не стал. В словах Юлиуса ему послышалось что-то похожее на иронию.
А Юлиус продолжал:
— Но сейчас ведь тебе самому, как и мне, тоже потребуются все твои силы. Волнение, которое ты испытываешь, каким бы законным и достойным уважения оно ни было, если придется защищаться, может повредить нам обоим. Не знаю, как для тебя, а для меня очень важно, чтобы этого не случилось. Так вот, это укрепляющее средство, которое, как ты мне только что говорил, придает бодрости и тем, кто находится в добром здравии…
— И что же? — перебил Самуил, сделав страшное усилие, чтобы скрыть свое замешательство.
— А то, милый мой Самуил, что тебе, как я полагаю, стоило бы самому выпить половину этой микстуры.
Самуил ошеломленно уставился на него.
— Итак, Самуил, давай поделимся по-братски и выпьем вместе за здоровье той, что дорога нам обоим, — за здоровье Фредерики!
— Но, — возразил Самуил, — ты же сам сказал, что хочешь выпить все, и это для тебя не слишком много?
— А вот ты говорил, что половины вполне хватит.
— Ба! — сказал Самуил. — Мое минутное волнение уже прошло. И потом, когда Трое появятся здесь, уж будь покоен, мне ничего не понадобится пить: вся моя энергия сама вернется ко мне. Перед лицом опасности я стоек и готов ко всему, можешь на меня положиться.
— Так ты отказываешься? — холодно спросил Юлиус.
Самуил в свою очередь пристально всмотрелся в его лицо.
— Ах, черт возьми, — сказал он, — ты что, тоже мне не доверяешь?
— Возможно! — проронил Юлиус, в третий раз за время разговора повторяя тот же ответ.
Самуил гневно выпрямился.
Юлиус встал с места, и было мгновение, когда их взгляды сверкнули и скрестились, словно две шпаги.
Затем вдруг Самуил, то ли потому, что в этом поединке нервов его мрачная и могучая натура жаждала любой ценой взять верх, то ли благодаря некоей внезапной идее, его осенившей, то ли просто потому, что Юлиус ошибся в своих подозрениях, — так или иначе Самуил Гельб принял решение: он взял кубок и отпил из него половину.
И протянул кубок Юлиусу.
— Теперь твоя очередь, — сказал он. — Сам видишь, какова цена твоим подозрениям!
Юлиус взял чашу.
— За здоровье Фредерики! — провозгласил он. — Пусть она надолго переживет нас!
С этими словами он осушил кубок до дна.
В этот миг послышался звон колокольчика.
— А вот и наши долгожданные, — промолвил Самуил. — Они точны.
Почти тотчас дверь, ведущая на нижнюю лестницу, отворилась.
Вошли двое: фигуры их были скрыты плащами, а лица — масками.
Вокруг стола было всего три кресла, одно из которых располагалось выше прочих.