— Но ведь вы ничего не ели?

— О, разве я могла есть, сударыня? Это было невозможно, у меня камень лежал на сердце.

— Ну а теперь, когда надежда снимет тяжесть с вашего сердца, можно и позавтракать.

— О Боже мой, сударыня!.. — только и вымолвила Мариетта, смущенная такой добротой.

— Кто знает, если вам вернут Консьянса…

— И что тогда, сударыня?

— Тогда, вероятно, вы с ним уедете…

— О, не теряя ни минуты!

— В таком случае вы прекрасно понимаете, что для предстоящего путешествия вам надо подкрепиться.

Она позвонила; появилась служанка.

— Приготовьте завтрак для мадемуазель, — велела ей дама. — Особенно хороший бульон, в нем она больше всего нуждается.

— Ах, сударыня, только Господь может вознаградить вас за такую доброту, — поблагодарила девушка.

— Надеюсь, он вознаградит меня тем, что даст вам счастье, — откликнулась дама.

Сердце Мариетты преисполнилось признательности, но она не знала, как ей еще ее выразить; она едва могла говорить и только поочередно то сжимала, то целовала руки своей благодетельницы.

Через пять минут служанка объявила, что завтрак подан.

Жена хирурга взяла Мариетту под руку и повела в столовую комнату.

Девушка вначале немного стеснялась, но вскоре осмелела. Ее натура, казалось бы, хрупкая, а по сути, здоровая и мужественная, нуждалась в человеческой поддержке; впрочем, добрая и очаровательная хозяйка сидела рядом, ухаживала за ней и заставляла ее есть.

К концу завтрака на лестнице послышался шум: похоже, по ней поднимались несколько человек.

Мариетта, тревожно прислушивавшаяся к каждому звуку, расслышала среди прочих чьи-то спотыкающиеся шаги.

— О Боже мой! — прошептала она.

И, охваченная дрожью предчувствия, повернулась к двери.

Дверь открылась, и, подталкиваемый главным хирургом, на пороге появился Консьянс с мешком за спиной и палкой в руке.

— Мариетта! Мариетта! — позвал он. — Ты здесь, не так ли? Так знай, Мариетта, я уволен со службы и у меня уже есть подорожная! Я больше не солдат, и мне разрешено вернуться с тобой в Арамон.

— Это правда, это правда, сударь? — спросила девушка, еще не смея верить словам своего друга.

— Но я же говорю тебе! — воскликнул Консьянс. — Наш добрый главный хирург — вот кто все это сделал!

И слепой юноша вошел в комнату, вытянув руки перед собой, чтобы найти Мариетту.

И только чувство благодарности помешало девушке пойти ему навстречу; она повернулась к жене главного хирурга и упала перед ней на колени.

— О сударыня! О моя благодетельница! — вскричала она. — Уж если вам не будет даровано вечное спасение, если не для вас откроются двери рая, то кто же тогда достоин Божьей благодати?

И, теряя силы, обняв даму, чтобы только не упасть и не разбиться, она все же смогла прошептать слова благодарности:

— Спасибо, спасибо! Сердце мое разрывается… я умираю от радости… Спасибо!..

X
ПАЛОМНИЧЕСТВО

Мариетта сказала правду: Господь даровал ей такое огромное бремя радости, какое она едва могла вынести; руки ее разжались, глаза угасли; она тяжело вздохнула и упала в обморок.

Но обмороки, вызванные переизбытком счастья, и непродолжительны и неопасны. Мариетта вскоре пришла в себя, оказавшись в объятиях Консьянса.

В этой встрече двух влюбленных, до сих пор считавших себя навсегда разлученными, был мгновенный взлет чистой радости, разделенной ее свидетелями, которые, впрочем, деятельно способствовали этой встрече.

Придя в себя и еще раз от всего сердца поблагодарив великодушного главного хирурга и его супругу, Мариетта испытывала только одно желание — уйти подальше и как можно быстрее от того места, где ей довелось так страдать.

Желание это было таким естественным, что оно было понято без всяких объяснений. Главный хирург порекомендовал больному промывать глаза смягчающими жидкостями, если они ему будут доступны, а за неимением лучшего — просто холодной водой.

Особенно важно, чтобы глаза всегда оставались закрытыми, если не повязкой, совсем не пропускающей света, то хотя бы зеленой вуалью.

Что касается дальнейшего лечения, им предстоит заниматься местному медику.

Главный хирург выразил безоговорочное желание, чтобы Консьянс и Мариетта доехали до Виллер-Котре в карете, идущей из Парижа и делающей остановку в Лане, но молодые люди заявили, что предпочитают идти пешком и одни: если раньше их разделяло пространство, то теперь их стесняло бы присутствие посторонних.

Главный хирург и его супруга пожелали проводить влюбленных до входной двери, у которой их ждал Бастьен.

Увидев главного хирурга и его жену, гусар понял все, что произошло, и шумно порадовался за друзей. Мариетту же тревожила ссора, затеянная Бастьеном из-за нее, ссора, вслед за которой в пять вечера состоится дуэль.

Но гусар успокоил девушку: он подготовил такой безошибочный удар, который основательно попортит физиономию кирасира.

Мариетта не могла не разделить уверенности Бастьена в его победе и потому прощалась с ним уже без прежней тревоги за судьбу земляка.

Бастьену очень хотелось проводить друзей до самого выхода из города, но, поскольку, по его предположению, они собирались выйти из Лана через Суасонские ворота, а ему предстояло уладить дело у Сен-Кантенских ворот, то есть в прямо противоположной стороне, он не стал на этом настаивать.

Так что он обнял друзей и покинул их, пообещав как можно скорее встретиться с ними в Арамоне.

Мариетта отправилась в путь, ведя за руку любимого, но на первом же углу она остановилась.

— Консьянс, — спросила она у друга, — ты захотел вернуться пешком в деревню; есть ли у тебя на это еще какая-нибудь причина кроме той, что мы высказали господину хирургу?

— А у тебя, Мариетта? — вопросом на вопрос ответил юноша, поняв, что в это мгновение его сердце встретилось с сердцем подруги.

— Я, друг мой, — откликнулась девушка, — думаю о том, что дала обет…

— … пойти к Богоматери Льесской, не правда ли?

— Совершенно верно. И поскольку в своем предпоследнем письме, дорогой Консьянс, отосланном из Шалона, ты высказал желание, совпадающее с моим обетом, я решила спросить, не согласишься ли ты исполнить его вместе со мной.

— Удивительно, — сказал Консьянс, — я как раз собирался тебя спросить об этом.

— Итак, мой друг, — промолвила Мариетта, — ты сам видишь, наши сердца пребывают в согласии, как это было всегда и как это будет всегда… Идем же к Богоматери Льесской!