Однако сделанным оказалось только полдела: подозрения – плохо ли, хорошо ли – были отведены от истинных убийц, однако Альфонс остался в живых и благодаря природной крепости, а также искусству врачей, которые приняли за чистую монету причитания папы и его сынка и поверили в то, что они желают своему зятю скорейшего выздоровления, стал быстро поправляться. Лукреция, узнав о нападении на мужа, тут же собралась в дорогу, чтобы ухаживать за ним лично. Времени терять было нельзя, и Чезаре послал за Микелотто.
«В ту же ночь, – пишет Бурхард, – дон Альфонсо, не пожелавший умереть от ран, был задушен в своей постели».
Похороны состоялись на следующий же день – если и не вполне соответствовавшие рангу Альфонса, то, по крайней мере, приличные. Дон Франческо Борджа, архиепископ Козенцы, довел траурный кортеж до Святого Петра, где покойник и был похоронен в приделе Санта-Мария-дель-Феббро.
В тот же вечер в Рим приехала Лукреция; она слишком хорошо знала отца и брата, чтобы даться в обман, и хотя герцог Валентинуа сразу после гибели Альфонса предупредил не только лекарей и хирургов, но и беднягу горбуна, служившего у герцога камердинером, она сразу же догадалась, с какой стороны был нанесен удар, и, опасаясь, как бы испытываемое ею горе, на сей раз подлинное, не лишило ее доверия отца и брата, удалилась в Непи со всем двором и более чем шестьюстами всадниками, чтобы пробыть там все время траура.
Уладив столь важное семейное дело и превратив Лукрецию во вдову, благодаря чему она опять могла быть полезна в политических комбинациях папы, Чезаре Борджа решил до-ждаться в Риме послов Франции и Венеции; однако поскольку те все не ехали, а последние праздники проделали в папской казне брешь, отец и сын произвели тем временем еще двенадцать человек в кардиналы. Это имело двойную цель: во-первых, пополнить кассу шестьюстами тысячами дукатов (каждая кардинальская шапка стоила пятьдесят тысяч), а во-вторых, обеспечить папе большинство в священной коллегии.
Наконец прибыл первый посол. Им оказался де Вильнев, тот самый, который уже приезжал по поручению французского короля за герцогом Валентинуа; когда он приближался к Риму, ему встретился на дороге человек в маске, который, так и не открыв лица, выразил послу свою радость по поводу его приезда в Рим. Это был сам Чезаре; после недолгой беседы он сразу же уехал назад. Де Вильнев двинулся вслед за ним и у ворот дель Пополо увидел вышедших к нему навстречу послов различных государств, в том числе испанского и неаполитанского, чьи государи, правда, еще не выказывали открытую враждебность по отношению к Франции, но уже заметно к ней охладели. Боясь поставить себя в неловкое положение, они в качестве приветствия своему собрату сказали только: «Добро пожаловать, сударь», и когда церемониймейстер, удивленный подобной лапидарностью, поинтересовался, не хотят ли они чего-нибудь добавить, и получил отрицательный ответ, де Вильнев повернулся к ним спиной, заявив, что те, кому нечего сказать, в ответе не нуждаются, после чего в сопровождении губернатора Рима архиепископа Реджо и архиепископа Рагузского отправился в приготовленный для него дворец Святых Апостолов.
Несколько дней спустя прибыл и чрезвычайный посол Венецианской республики Марио Джорджи. Ему было поручено не только уладить с папой кое-какие текущие дела, но и вручить Александру и Чезаре титулы почетных дворян Венеции с занесением их имен в Золотую книгу – милость, которой оба весьма домогались не только из тщеславия, а еще и потому, что вместе с этим титулом получали дополнительное влияние.
Затем папа приступил к раздаче купленных у него кардинальских шапок. Новыми князьями церкви стали: дон Диего Мендоса, архиепископ Севильский; Якопо, архиепископ Ористанский, папский викарий; Томас, архиепископ Эстергомский; Пьетро, архиепископ Реджо и губернатор Рима; Франческо Борджа, архиепископ Козенцы и главный казначей; Джованни, архиепископ Салерно и вице-камерарий; Лодовико Борджа, архиепископ Валенсийский, секретарь его святейшества и брат Джованни Борджа, отравленного Чезаре; Антонио, епископ Комо; Джованни Батиста Ферраро, епископ Моденский; Амедео д’Альбре, сын короля Наварры и зять герцога Валентинуа, и, наконец, Марко Корнаро, венецианец благородного происхождения, в лице которого его святейшество хотел отплатить за милость, только что полученную им от светлейшей республики.
Теперь ничто больше не удерживало герцога Валентинуа в Риме; заняв денег у богатого банкира Агостино Киджи – брата того самого Лоренцо Киджи, что погиб, когда обрушилась труба, едва не убившая папу, он отправился в Романью в сопровождении Вителоццо Вителли, Джованни Паоло Бальоне и Якопо ди Санта-Кроче – друзей, которым впоследствии суждено было стать его жертвами.
Первым делом герцог Валентинуа направил свои стопы в сторону Пезаро; понимая последствия подобного предпочтения, Джованни Сфорца вместо того, чтобы защищать свои земли с оружием в руках или хотя бы оспаривать право на них посредством переговоров, не захотел ставить под удар врага страну, которой он так долго правил, и, попросив своих подданных сохранить любовь к нему в надежде на лучшие времена, сбежал в Далмацию. Малатеста, владетель Римини, последовал его примеру, и герцог Валентинуа занял оба города, не пролив ни единой капли крови. Оставив там достаточные по численности гарнизоны, он предпринял марш на Фаэнцу.
Там дела обстояли иначе: Фаэнцей правил восемнадцатилетний Асторе Манфреди, юноша красивый и отважный; брошенный своими ближайшими родичами Бентивольи, равно как и своими союзниками венецианцами и флорентийцами, которые из-за дружбы между Чезаре и королем Франции не осмелились прийти ему на помощь, он, зная любовь подданных к его семейству, решил стоять до последнего. Прослышав о намерениях герцога Валентинуа, Манфреди спешно собрал всех своих вассалов, способных держать оружие, и нанял некоторое количество иностранных солдат, согласившихся пойти к нему на жалованье, после чего запасся припасами и амуницией и заперся в городе.
Эти приготовления к обороне мало тревожили Чезаре: у него была великолепная армия, состоявшая из отборных французских и итальянских солдат, командовали которыми, кроме него, Паоло и Джулио Орсини, Вителоццо Вителли и Паоло Бальоне, то есть лучшие военачальники своего времени. И вот, произведя рекогносцировку, он приступил к осаде: разместил лагерь между реками Амона и Марциано и поставил артиллерию со стороны Форли, где осажденными был сооружен мощный бастион.
Через несколько дней, когда была прорыта траншея, а в городской стене пробита брешь, герцог Валентинуа приказал идти на штурм и, подавая пример своим войскам, первым бросился на врага. Но при всей отваге Чезаре и его командиров Асторе Манфреди так умело организовал оборону, что осаждающим пришлось отступить с большими потерями, оставив в крепостном рву Онорио Савелло, одного из своих самых смелых военачальников.
Между тем Фаэнца, несмотря на стойкость и отвагу своих защитников, ни за что не устояла бы против столь многочисленной армии, не приди ей на помощь зима. Захваченный врасплох холодами и не имея ни домов, где можно укрыться, ни дров, чтобы развести огонь, – окрестные крестьяне разрушили все свои жилища и вырубили деревья, – герцог Валентинуа был вынужден снять осаду и уйти в соседние города на зимние квартиры, дабы как следует подготовиться к весне: Чезаре никак не мог простить, что какой-то городок, привыкший к мирной жизни, управляемый мальчишкой и лишенный чьей-либо помощи, оказал ему такое сопротивление, и поклялся взять реванш. Разделив армию на три части, он отправил одну в Имолу, другую – в Форли, а сам вместе с остальным войском устроился в Чезене, которая из третьеразрядного городка внезапно превратилась в средоточие роскоши и наслаждений.