– Милорды, вот мои освободители, люди, благодарность моя к которым, пока я жива, ничем не сможет быть возмещена.
– Ваше величество, – ответил ей Дуглас, – каждый из нас делал то, что должен был делать, и ежели кто-то рисковал больше других, то в этом его счастье. Но если мне будет дозволено высказать свое мнение, я скажу, что ваше величество не должно терять время на бесполезные речи.
– Дуглас прав, – подтвердил лорд Сейтон. – По коням!
Тотчас четыре гонца поскакали в четыре разные стороны, дабы оповестить друзей королевы, что ей удалось бежать, а к Марии Стюарт подвели коня, она села в седло, и маленький отряд, состоящий едва из двух десятков человек, огибая деревню Кинросс, где стрельба, поднятая на острове, несомненно, вызвала тревогу, во весь опор помчался к замку Сейтона, в котором уже собрался гарнизон вполне достаточный, чтобы защитить королеву.
Королева скакала всю ночь, и рядом с нею скакали – по одну сторону Джордж Дуглас, а по другую лорд Сейтон; на рассвете отряд остановился у ворот замка Уэст-Ниддри, принадлежавшего, как мы уже говорили, лорду Сейтону и расположенного в Западном Лотиане. Дуглас соскочил с коня, чтобы предложить руку Марии Стюарт, но лорд Сейтон объявил, что это привилегия хозяина дома. Королева взглядом утешила Дугласа и вступила в крепость.
– После такой усталости и стольких волнений, выпавших на долю вашего величества со вчерашнего утра, ваше величество нуждается в отдыхе, – сказал лорд Сейтон, проводив королеву в приготовленную для нее комнату, которая уже девять месяцев ждала ее. – Спокойно спите, ваше величество, и ни о чем не тревожьтесь. Если услышите шум, это значит: прибыли друзья, которых мы ждем. Ну, а что касается врагов, вашему величеству нечего бояться: здесь замок Сейтон.
Королева вновь поблагодарила своих освободителей, в последний раз протянула Дугласу руку для поцелуя, поцеловала в лоб Уильяма и пожаловала его в свои пажи, после чего, следуя совету лорда Сейтона, прошла в спальню, куда Мэри не допустила служанок, объявив о своем исключительном праве оказать королеве услуги, бывшие ее обязанностью во время одиннадцатимесячного заточения в замке Лохливен.
Открыв глаза, Мария Стюарт поначалу решила, что ей снится один из тех снов, особенно мучительных для узников, оттого что, проснувшись, они вновь видят запертые двери и окна с решетками. И потому, не доверяя свидетельству чувств, королева, полуодетая, подбежала к окну. Двор был полон воинов, но эти воины были ее сторонники, съехавшиеся сюда при вести о ее побеге; она увидела знамена своих верных друзей – Сейтонов, Арброутов, Херрисов и Гамильтонов; едва она показалась в окне, все знамена склонились перед ней, и раздались крики: «Да здравствует Мария Шотландская! Да здравствует наша королева!» Не обращая внимания на неполноту туалета, прекрасная и целомудренная, охваченная волнением и радостью, она ответила поклоном, и глаза ее наполнились слезами, однако на сей раз то были слезы радости. Вдруг королева спохватилась, что она не одета, и, залившись краской смущения, попятилась от окна.
И тут она ужаснулась – по причине весьма основательной для женщины: из замка Лохливен она бежала в костюме слуги дома Дугласов, и у нее не было ни времени, ни возможности захватить что-нибудь из женского платья. Не может же она и дальше ходить в мужском наряде. Она поделилась своей тревогой с Мэри Сейтон, но та вместо ответа распахнула шкафы, стоявшие в спальне королевы. В них были не только платья, сшитые по мерке, снятой с Мэри Флеминг, но и все прочие необходимые предметы женского туалета. Королева была в восторге.
– Я знала, душенька, – промолвила она, осматривая платья, ткани для которых были выбраны с самым отменным вкусом, – что твой отец – храбрый и доблестный рыцарь, но не могла даже предположить, что он так разбирается в нарядах. Мы назначим его хранителем нашего гардероба.
– Увы, ваше величество, вы заблуждаетесь, – с улыбкой отвечала Мэри Сейтон. – Мой отец приказал начистить до блеска все латы, наточить все мечи, развернуть все имеющиеся в замке знамена, он готов умереть за ваше величество, но ему и в голову не пришло бы предложить что-нибудь, кроме крыши над головой да своего плаща, чтобы уберечь вас от холода. Нет, это Дуглас все предусмотрел и подготовил – все вплоть до вашей любимой кобылы Розабеллы, которая с нетерпением ожидает в конюшне, когда, сев на нее, ваше величество совершит торжественный въезд в Эдинбург.
– Но как ему удалось ее заполучить? – удивилась Мария Стюарт. – Я-то думала, что при разделе моего имущества Розабелла досталась красавице Элис, любимой султанше моего брата.
– Да, так оно и было, – подтвердила Мэри Сейтон. – И, зная цену Розабелле, ее держали за тысячей замков и запоров под присмотром целой армии конюхов, но Дуглас способен совершать чудеса, и, как я вам сказала, Розабелла ждет ваше величество.
– О благородный Дуглас! – со слезами на глазах прошептала королева и, словно разговаривая сама с собой, промолвила: – Такую верность мы ничем не сможем вознаградить. Другие будут счастливы, получив почести, должности, деньги, но для Дугласа все это ничего не значит.
– Полно, ваше величество, полно, – остановила ее Мэри Сейтон. – Бог платит долги королей, он и вознаградит Дугласа. А ваше величество ждут к завтраку. Надеюсь, ваше величество, – улыбнувшись, добавила она, – вы не сделаете моему отцу афронта, какой вчера сделали лорду Дугласу, отказавшись прийти на пир в честь его приезда?
– И правильно, полагаю, сделала, – заметила Мария. – Но ты права, душенька, хватит грустных мыслей. Вот станем снова королевой и тогда подумаем, что можно сделать для Дугласа.
Королева оделась и сошла вниз. Как сообщила Мэри Сейтон, все самые могущественные лорды, ее сторонники, уже собрались в замке и ждали в парадном зале. Ее появление было встречено восторженными кликами, и она села за стол, имея по правую руку лорда Сейтона, по левую Дугласа; за креслом у нее стоял малыш Уильям, приступивший с этого дня к исполнению своих обязанностей пажа.
Утром следующего дня королеву разбудили звуки труб и рогов: вчера было договорено, что сегодня все отправятся к Гамильтонам, где будут ждать прибытия новых подкреплений. Королева надела изящную амазонку и вскоре верхом на Розабелле выехала к своим защитникам. Зазвучали радостные возгласы, все восхищались ее красотой, грацией и отвагой. Мария Стюарт снова стала собой и ощущала, что к ней вернулась та волшебная власть, которой она покоряла всех, кто оказывался рядом с ней. Все вокруг были счастливы, но самым счастливым был, пожалуй, Уильям, у которого впервые в жизни появился такой красивый наряд и такая великолепная лошадь.
В Гамильтоне, куда королева прибыла в тот же вечер, ее ожидали около трех тысяч человек, а за ночь ее армия увеличилась до шести тысяч. В среду 2 мая она была узницей, ее единственным другом в тюрьме был мальчик, единственным средством сообщения со своими сторонниками – мерцающий, зыбкий свет лампы, и вот спустя три дня, в субботу, она была не только свободна, но и стояла во главе могущественной конфедерации, в которую входили владетели девяти графств, восемь лордов, девять епископов, множество баронов и дворян, славящихся храбростью во всей Шотландии.