– Проклятие! Этот щепетильный болван только и знает, что кричит без передышки о своей верности, но не желает доказать ее!
Елизавете пришлось решиться; она истребовала у Дейвисона приказ об исполнении приговора, а когда тот принес его, то, позабыв, что ее мать-королева кончила свою жизнь на эшафоте, с полнейшим бесстрастием поставила свою подпись, велела приложить большую государственную печать и со смехом сказала:
– Ступайте, объявите Уолсингему, что с королевой Марией покончено. Только сделайте это осторожно, а то он болен, и я боюсь, как бы он не умер от удивления.
Шутка была тем более жестокой, что Уолсингем, как всем было известно, являлся самым непримиримым врагом шотландской королевы.
Вечером того же дня, то есть в субботу четырнадцатого, был вызван во дворец родственник Уолсингема сэр Бил. Королева вручила ему смертный приговор и вместе с ним адресованное графам Шрусбери, Кенту и Ратленду, а также другим знатным дворянам, живущим в окрестностях Фотерингея, повеление присутствовать при смертной казни. Бил взял с собою лондонского палача, которого Елизавета ради такого экстраординарного случая велела одеть в черный бархат, и отбыл через два часа после получения приговора.
Мария Стюарт уже два месяца знала про приговор, вынесенный ей членами комиссии. В тот самый день, когда он был объявлен, ей сообщил о нем ее духовник, которому один-единственный раз позволили повидаться с нею. Мария воспользовалась этим визитом, чтобы передать со священником три письма, которые она тогда же и написала: одно, адресованное папе Сиксту V, второе – дону Бернардино Мендосе [79] и третье – герцогу де Гизу. [80]
«4 декабря 1586 года.
Любезный мой кузен, который мне дороже всех на свете, я говорю вам «прощайте», ибо я готовлюсь принять смерть по приговору неправедного суда, и притом смерть, которой, слава Богу, не умирал никто из нашего рода, ни одна королева, тем паче моего сана и происхождения. И все же восславьте Господа, дорогой мой кузен, поскольку, живя узницей, я была бесполезна для дела Бога и его церкви, меж тем как моя смерть, напротив, докажет мою твердость в вере и готовность принять мученичество ради поддержания и восстановления католической церкви на этом злосчастном острове. Хотя палач никогда доселе не обагрял руки нашей кровью, не почитайте, мой друг, мою смерть позорной, ибо приговор еретиков, не имеющих никакого права судить меня, королеву, пойдет перед судом Божиим на пользу детям его церкви. Впрочем, согласись я на то, что мне предлагают, чаша сия миновала бы меня. Все из нашего дома преследовались этой сектой, и доказательство тому ваш славный отец, [81] заступничеством которого я надеюсь обрести милосердие праведного Судии. Я оставляю на вас моих несчастных слуг, уплату моих долгов и прошу служить ежегодную панихиду по мне, но не из ваших средств, а обратитесь с прошением об указе на сей счет, каковой вы истребуете, когда услышите про мои намерения относительно моих несчастных и верных слуг, которые станут свидетелями моей последней трагедии. Да ниспошлет Господь благоденствие вам, вашей жене, детям, братьям и родичам, а прежде всего нашему главе, моему брату и кузену, и всем его родственникам. Благословение Божие и мое, которое я дала бы своим детям, да низойдет на ваших, хотя я все-таки поручаю Божьему попечению и собственного сына при всей его неблагодарности и заблуждениях. Вы получите от меня кольца, которые будут напоминать вам, чтобы вы молились за душу вашей несчастной кузины, не имеющей ничьей помощи и совета, если не считать Бога, который дает мне силу и мужество противостоять стае завывающих волков, окруживших меня. Да будет славен Господь.
С полным доверием отнеситесь ко всему, что сообщит вам человек, который передаст от меня кольцо с рубином, ибо заверяю, что он скажет, как я и велела ему, чистую правду, особенно что касается моих несчастных слуг и доли каждого. Рекомендую вам этого человека как совершенно честного и порядочного, поместите его в каком-нибудь хорошем месте. Прошу вас, не нужно, чтобы знали, что он говорил с вами наедине, поскольку зависть может повредить ему. За два с лишним года я много выстрадала и даже не могу дать вам об этом представления. Да славится Господь во всем, и да ниспошлет он вам благодать быть стойким в службе его церкви, пока вы живы, и да никогда не лишится этой чести наш род: пусть все мы, мужчины и женщины, будем готовы пролить нашу кровь в войне за веру, отметя в сторону все мирские побуждения. Что касается меня, я считаю, что и по матери, и по отцу рождена, чтобы отдать свою жизнь за веру, и не намерена отступаться от нее. Иисус, распятый за нас, и все святые мученики делают нас своим заступничеством достойными добровольной жертвы, которую мы приносим своей плотью ради его славы!
В Фотерингее, в четверг 24 ноября.
Думая унизить меня, сорвали балдахин с моими гербами над креслом, а потом мой страж пришел ко мне я предложил мне написать их королеве, говоря, что, мол, это было сделано не по ее приказу, а по решению некоторых членов совета. Вместо моих отсутствующих гербов на том балдахине я указала им на крест нашего Спасителя. Можете себе представить нашу беседу, после нее они стали куда смирней.
Ваша любящая кузина и совершенный друг
Мария R [82] Шотландии, D. [83] . Франции».
С того дня, когда Марии Стюарт стал известен приговор, вынесенный ей членами комиссии, у нее не осталось никаких надежд: зная, что сохранить ей жизнь может только помилование Елизаветы, она была уверена, что судьба ее окончательно решена, и все мысли ее были направлены к тому, чтобы приготовиться достойно встретить смерть. Из-за холода и сырости в тюрьме часто бывали периоды, когда она не могла двинуть ни рукой, ни ногой, и потому ее терзал страх, как бы подобное не случилось, когда за нею придут: тогда она не сможет, как рассчитывала, твердым шагом взойти на эшафот. В субботу 14 февраля она призвала к себе своего врача Бургуэна и сказала, что у нее предчувствие, что смерть ее близка, и надо бы попытаться предотвратить наступление болей, не дающих ей двигаться. Врач ответил, что лучше всего было бы очиститься свежесобранными травами.
– Пойдите, – сказала королева, – к сэру Эймиасу Полету и попросите его от моего имени позволить вам поискать их в окрестностях.
Бургуэн отправился к сэру Полету, у которого у самого был ишиас, и потому он как никто другой должен был бы понимать, сколь спешно нужны королеве просимые ею лекарства. Однако получить разрешение оказалось не так-то просто. Сэр Эймиас заявил, что не может ничего позволить, не посоветовавшись со своим сотоварищем Друри, а пока что он велит принести бумагу и чернила, дабы Бургуэн написал список потребных трав, а он распорядится собрать и доставить их сюда. Бургуэн ответил, что он недостаточно хорошо знает английский, а деревенские аптекари – недостаточно хорошо латынь, и потому он не станет рисковать жизнью королевы из-за ошибки, которую может допустить то ли он, то ли местный аптекарь. В конце концов после долгих колебаний Полет разрешил Бургуэну вместе с аптекарем Горжоном выйти на сбор трав, и на следующий день королева начала лечение.