Воспользовавшись минутой уныния короля, генерал Франческетти посоветовал ему не высаживаться в Калабрии, а идти прямо до Триеста и там воспользоваться предложенным австрийцами убежищем. У изможденного, павшего духом Мюрата не было сил сопротивляться, и после недолгих возражений он уступил. В этот миг генерал заметил, что какой-то матрос, дремавший на бухте троса, мог все слышать и, замолчав, указал на него Мюрату; тот подошел и узнал в матросе Луиджи, который от усталости заснул прямо на палубе. Спал он так сладко, что король, всегда доверявший Луиджи, успокоился. Прерванный разговор возобновился: собеседники условились, что, не сообщая никому о своем новом плане, они минуют Мессинский пролив, обогнут мыс Спартивенто и войдут в Адриатическое море. Установив таким образом свой дальнейший маршрут, король с генералом спустились вниз.
На следующий день, 8 октября, когда Барбара спросил, каковы будут дальнейшие распоряжения, Мюрат велел взять курс на Мессину; Барбара ответил, что готов выполнить приказание, но ему нужно запастись пресной водой и провизией, поэтому он хотел бы дойти на фелуке Чиккони до берега, дабы пополнить припасы. Король согласился, и тогда Барбара попросил у него пропуск, выданный Мюрату союзниками, чтобы, как сказал капитан, у него не было неприятностей с местными властями. Мюрат слишком дорожил пропуском, чтобы выпустить его из рук, да и начал уже, вероятно, что-то подозревать и отдать документ отказался. Барбара начал настаивать, король приказал ему отправляться на сушу без пропуска, Барбара категорически стоял на своем, и король, привыкший к повиновению, замахнулся было хлыстиком на мальтийца, но тут же передумал: приказал солдатам готовить оружие, а офицерам облачиться в парадные мундиры, и сам первый подал пример. Мюрат решил все-таки высадиться на берег, и Пиццо должен был стать для новоявленного Наполеона его заливом Жуан. [104] Флотилия направилась к берегу. Король сел в шлюпку с двадцатью восемью солдатами и тремя слугами, в числе которых был и Луиджи. У самой кромки воды генерал Франческетти хотел было сойти на сушу, но Мюрат остановил его.
– Первым ступить на землю должен я, – сказал он и вышел на берег. На нем был генеральский мундир, белые лосины, сапоги со шпорами, пояс, за который были заткнуты два пистолета, расшитая золотом шляпа с кокардой, прикрепленной с помощью шнурка, с четырнадцатью брильянтами; в руке король держал знамя, под коим намеревался собрать своих приверженцев. На башне в Пиццо часы пробили десять утра.
Мюрат не мешкая направился в находившийся всего в ста шагах от берега город по дороге, вымощенной большими плитами, ступенями поднимавшимися по склону. Было воскресенье, народ, сходясь к мессе, заполнил всю площадь. Никто не узнал Мюрата; все с удивлением смотрели на сопровождавший его блестящий штаб, но тут король заметил среди крестьян одного сержанта, служившего когда-то в Неаполе у него в конвое. Мюрат направился прямо к сержанту, положил руку ему на плечо и спросил:
– Тавелла, ты меня не узнаешь?
Тот ничего не ответил, и Мюрат продолжал:
– Я Иоахим Мюрат, твой король, у тебя есть возможность отличиться и первым воскликнуть: «Да здравствует Иоахим!»
Свита Мюрата тут же подхватила приветствие, но калабриец молчал, и ни один из его товарищей не раскрыл рта, чтобы повторить радостный клич. Напротив, по толпе пробежал глухой ропот. Мюрат понял, что зреет буря, и проговорил, обращаясь к Тавелле:
– Что ж, если ты не хочешь кричать: «Да здравствует Иоахим!», то хотя бы приведи мне коня, и я сделаю тебя из сержанта капитаном.
Тавелла молча ушел, однако и не подумал выполнить приказ, а отправился домой и больше уже не показывался. Между тем жители города продолжали стоять толпой, не проявляя ни тени дружеского расположения, на которое Мюрат так рассчитывал. Почувствовав, что если он не примет тотчас какое-то решение, то ему придет конец, Мюрат воскликнул: «На Монтелеоне!» – и первым свернул на идущую туда дорогу. «На Монтелеоне!» – повторили последовавшие за ним офицеры и солдаты. Толпа, все такая же молчаливая, расступилась и пропустила отряд.
Но едва он ушел, как площадь забурлила; некто Джордже Пеллегрино выскочил из дому с ружьем и побежал по городу с криком: «К оружию!» Он знал, что капитан Трента Капелли, командир жандармерии в Козенце, находится сейчас в Пиццо, и решил его предупредить. Его призыв нашел большой отклик в толпе, нежели слова: «Да здравствует Иоахим!» Поскольку у всякого уважающего себя калабрийца есть ружье, то, когда Трента Капелли и Пеллегрино вернулись на площадь, там собралось уже около двухсот вооруженных людей, и предводители повели их в погоню за королем. Они нагнали его минут через десять, в том месте, где теперь находится мост. Завидя погоню, Мюрат приказал всем остановиться и стал ждать.
Когда Капелли со шпагой в руке приблизился к нему, король сказал:
– Сударь, не хотите ли вы сменить капитанские эполеты на генеральские? Если да, то кричите: «Да здравствует Иоахим!» и ведите со мною своих бравых парней на Монтелеоне.
– Ваше величество, – ответил Трента Капелли, – все мы – верноподданные короля Фердинанда и явились сюда, чтобы схватить вас, а не сопровождать, поэтому во избежание кровопролития вам лучше сдаться.
Мюрат с непередаваемым выражением взглянул на капитана жандармерии и, не соизволив даже ответить, сделал ему одной рукой знак удалиться, а вторую положил на рукоятку пистолета. Джордже Пеллегрино заметил это движение и крикнул:
– Ложитесь, капитан, ложитесь!
Тот бросился на землю, и тотчас же просвистевшая у него над головою пуля опалила Мюрату волосы.
– Огонь! – крикнул Франческетти.
– Стволы в землю! – перебил его Мюрат и, выхватив платок, шагнул в сторону крестьян, но тут раздался залп, поразивший офицера и нескольких солдат. В таких случаях, если уж кровь начала литься, скоро ее не остановишь. Мюрат знал эту печальную истину и мгновенно принял решение. Перед ним было пятьсот вооруженных людей, позади – тридцатифутовый обрыв, и король, не раздумывая, прыгнул вниз со скалы, на которой стоял, и тут же вскочил с песка, живой и невредимый. Генерал Франческетти и его адъютант Кампана последовали его примеру, так же удачно прыгнули со скалы, после чего все трое устремились в сторону моря через лесок, стоявший в сотне шагов от берега и сразу же скрывший их от глаз врагов. При выходе из леса их встретил новый залп, пули засвистели у них над головами, но никого не задели, и беглецы продолжали двигаться к берегу.
И только тогда король увидел, что оставшаяся на песке лодка исчезла, а составлявшие его флотилию три судна, вместо того чтобы поддерживать десант, на всех парусах шли в открытое море. Мальтиец Барбара отнял у Мюрата не только его состояние, но и надежду, спасение, даже жизнь, однако король никак не мог поверить в его предательство. Решив, что это просто очередной маневр, он увидел неподалеку, подле развешанных для просушки сетей, рыбачью лодку и крикнул спутникам: