Когда за ее спиной стукнула распахнутая дверь, Марина моментально обернулась и старательно взвизгнула, заслоняясь руками, как и подобало воспитанной городской девушке, оказавшейся совершенно обнаженной перед четырьмя мужчинами, атаманом и его людьми. В полном соответствии с принятой на себя ролью возмущенно вскрикнула:
– Вы с ума сошли! Убирайтесь!
Ее негодование вызвало лишь дружный хохот. Она так и стояла у влажной бревенчатой стены, согнувшись, усердно прикрываясь ладонями, а атаман и сопровождающие его лица абсолютно непринужденно располагались поудобнее – голые по пояс, выпившие, уверенные, в своих дурацких одинаковых штанах с цветными полосами. Вот это влипла, подумала Марина, заманили… Ну, и откуда тут ждать помощи? Не от хозяйки же… Есть сильные подозрения, что супруга владетельного барона вполне в курсе и вряд ли станет перечить грозному мужу из-за таких пустяков, как случайная гостья. Вот именно, патриархальные нравы. Самые незатейливые. Барон хочет развлечься. И что же делать? Можно прикончить их всех, она бы справилась, можно передушить всех остальных, кто только есть в доме. Но что дальше? Садиться на коня – при ее весьма скромных навыках верховой езды – и нестись очертя голову по незнакомым тропам, в ночной чащобе, непонятно куда? Нет, не годится оставлять за собой такое, когда путь отхода совершенно неизвестен...
Казаки располагались. Один со звоном опустил на лавку пару объемистых бутылок с яркими этикетками и стопку вставленных друг в друга стаканов, другой развернул на полу, встряхнув за углы, толстое домотканое покрывало, старательно расстелил на мокрых досках, выпрямился, ухмыльнулся:
– Сама ляжешь или помочь?
– Вы с ума сошли! – повторила Марина, подпустив в голос должную долю цивилизованного гнева. – Я кричать буду!
– Покричи, – лениво отозвался атаман. – Веселее будет. И некоторое разнообразие – чтобы орала, из рук рвалась...
– Я приехала из другого государства, вы не имеете права! Я пожалуюсь в полицию!..
Атаман подошел к ней вплотную, крепко взял за голое плечо и с нескрываемой насмешкой процедил:
– До полиции еще добраться надо, глупенькая! Я, между прочим, тебе не врал. Военные и полиция – в полусотне километров. И ни одна собака не знает, что ты здесь. Местные будут молчать в тряпочку, я им и власть, и полный хозяин, и господь бог вместе с богоматерью... – его глаза нехорошо сузились. – Я тебя, стерву, двину по затылку и сброшу в болото с камнем на шее, иди потом пиши жалобы хоть президенту с того света!
Лицо у него стало по-настоящему страшным. Марина не сомневалась, что он ничуть не блефует.
– Ну, не пугайся, – сказал атаман помягче. – Мы же не звери! Будешь умницей, никто тебя убивать не будет. А начнешь барахтаться, мало того, что сбросим потом в болото с разбитой башкой, сначала отдерем так, что все порвем к чертовой матери! – изобразив самую благожелательную улыбку, он погладил Марину по щеке. – Ну, что дрожишь? Взрослая девочка, с мужиками наверняка уже валялась. Не станешь брыкаться, мы с тобой тоже будем осторожненько. Не бойся, не съем...
Он отвел руки Марины от груди – Марина притворилась, будто руки у нее слабые, и ее легко одолеть – погладил по-хозяйски.
– Да тащи ты ее сюда, – послышалось сзади, – двинуть пару раз...
– Не торопись, – с ухмылочкой сказал атаман, всем телом прижимая Марину к стене. – Она девочка умная, сама ляжет... Ты ведь сама ляжешь? Выбор у тебя небогатый...
Марина подняла на него глаза, моргая с самым испуганным видом:
– А вы, правда, меня не убьете, если...
– Да кто тебя убьет, дуреха? Завтра отвезем к военным, по-хорошему. Можешь им наплести что угодно, но доказательств все равно не будет никаких. Я нашу власть в нынешней своей роли вполне устраиваю, станет она дергаться из-за какой-то ученой девки из задрипанного Питера! Выпьешь стаканчик?
– Нет.
– И правильно, – сказал атаман, почти мурлыкая. – Молодым девчонкам пить неприлично, да и для здоровья вредно... – он отступил, посторонился. – Ну? Или хочешь по-плохому?
Марина замотала головой, прошла к покрывалу и неторопливо улеглась, расслабилась, насколько удалось, вытянула руки вдоль тела, зажмурилась и слегка развела ноги.
– Шире раздвигай, – скомандовал кто-то из приближенных. – И глаза открой.
Марина повиновалась. Рядом скрипели стаскиваемые сапоги, с глухим стуком разлетались по углам, звякало горлышко о края стаканов.
– Приятная коза, – сказал кто-то. – Гладенькая.
– Городская. Они там все такие, сытые и беззаботные. Глянь, вся выбритая.
– Культурная...
– Ничего. Сейчас сделаем из этой культурной простую деревенскую давалку. Пусть они нас окунули мордой в дерьмо, мы хоть так свое возьмем. Эй, голенькая! Губки пальцами раздвинь, я полюбоваться хочу. Да на меня смотри, недотрога питерская!
Очень мило, подумала Марина, выполняя приказ. Прорезалось что-то похожее на идеологическую базу. Начнут они когда-нибудь, или всю ночь будут таращиться?
– На ходу обучается, – продолжал тот, самый неугомонный. – Ну-ка скажи: «Я была порядочная, а теперь я блядь казацкая».
Без запинки Марина повторила. Унизили, ага, подумала она насмешливо. Пойду потом и повешусь на воротах от психологического шока, с трагическим письмом в зубах...
– А пусть сделает...
– Да ладно тебе, – сказал второй. – Чего представление тянуть? Начинайте, господин атаман, как и положено.
– Ну, держись, гостья дорогая! – хохотнул атаман.
Опустился над Мариной, упираясь в пол вытянутыми руками, примостился, умело вошел – неторопливо, стараясь проникнуть как можно глубже. Чтобы подыграть – авось зачастит, и побыстрее отделаешься от первого – Марина старательно ахнула во весь голос, картинно закусила губу.
– На меня, на меня смотри! – весело распорядился атаман. – Успеешь еще поорать! Ножки сдвинь посильнее.
– Невинность нашарили, атаман? – захохотал кто-то.
– Ни черта! – откликнулся атаман. – Все разработано в лучшем виде.
Ясно стало, что быстро от него не отделаешься. Атаман насиловал Марину неторопливо и размеренно, с самодовольной улыбкой глядя в лицо под громкий смех зрителей, комментировавших процесс в самых похабных выражениях.
Второй проворно встал на колени лицом к атаману, грубо и цепко стиснул груди. Конец тыкался ей в лицо, нашаривая рот. Нашарил, проник, заработал ожесточенно. Атаман, наконец, закончил и отвалился, его проворно сменил второй, действуя гораздо торопливее и грубее, злым шепотом командуя: