Со сверхъестественной неотвратимостью заскрипела входная дверь.
Торопливо попятившись, Ринд выпал из люка, приземлился на четвереньки подобно коту и поспешил спрятать стул. Ноги у него гудели, в легких пылал огонь, а в горле страшно першило. Шотландец выпрямился и принялся отчаянно стряхивать пыль с рукавов.
Сэр Гарднер возник на лестнице с аккуратно завернутым бумажным пакетом. В эту минуту он более всего напоминал контрабандиста, забывшего о маскировке.
— А, вот вы где.
— Мне послышался шум, — отвечал молодой человек, над которым по-прежнему вился дымок из пыли.
— Наверное, крысы. Знаете, сосед прикармливает голубей и так неосторожно разбрасывает крошки…
— То-то я различил воркование.
— Могу себе представить.
У Ринда все сильнее горело горло.
— Секунду. — Сэр Гарднер отпер ключом дверь кабинета, убрал туда сверток и слабо улыбнулся. — Может, немного хереса?
— Лучше чая.
Внезапно Ринд не сдержался, отвернулся в сторону и резко закашлялся в кулак. На ладони осталась красная волокнистая мокрота.
Поддавшись первому порыву — скрыть свое состояние, — он с бодрым видом спрятал руку от глаз сэра Гарднера… Но тут же зашелся в новом приступе — и выплеснул из легких алую жидкость прямо на узорчатые обои.
— Алекс! — вскричал археолог. — Что с вами?
— Ничего, — пролепетал Ринд, ища в кармане носовой платок. — Ничего страшного… Правда.
— Сейчас же иду за доктором.
— Нет… не надо. Я знаю, в чем дело, — ответил молодой человек, утирая кровь с подбородка. — Haemoptysis, [49] — проговорил он, будто творил заклинание. — Haemoptysis. Легочная болезнь.
Сэр Гарднер еще сильнее нахмурил лоб.
— Да, заболевание легких, — продолжал настаивать Ринд, подняв ладонь. — Время от времени… — он судорожно вдохнул, — бывают рецидивы.
— И вы обследовались в больнице?
— Со всей возможной тщательностью.
Однако сэра Гарднера было не так легко сбить с толку.
— Я знаю одного хорошего врача неподалеку…
— Нет, нет… Оставьте. — Шотландец выдавил подобие усмешки. — Пожалуйста, все в порядке, это со стороны страшновато. Прошу вас, не стоит отнимать время у вашего хорошего доктора.
Прославленный археолог пожал плечами, по-прежнему сомневаясь, но покуда не зная, как отвечать на столь бурные возражения.
— Ну ладно. По крайней мере давайте спустимся к камину, вы не против? Я разведу огонь и принесу чего-нибудь подкрепиться.
— А вот это… было бы чудесно, — кивнул Ринд.
Всего лишь через несколько минут он с наигранным восторгом уписывал луковую похлебку.
— Надеюсь, — мягко начал сэр Гарднер, — ваше состояние не опасно для жизни?
— Конечно нет. Нужно только строго соблюдать режим. А я, признаюсь, иногда забываю об этом.
— Не стоит вести себя так опрометчиво.
Ринд кашлянул.
— Вы правы.
Сэр Гарднер задумчиво хмыкнул.
— Не мешало бы вам немного умерить прыть. «Кто никуда не торопится — долго живет». Так говорили римляне.
Ринд продолжал есть похлебку.
— Боюсь показаться последним приспособленцем, — прибавил археолог, — однако мне кажется, ваше недомогание, особенно если диагноз верен, — дает вам лишний повод пересмотреть некоторые предубеждения.
Но молодой шотландец не клюнул на эту наживку:
— Я не совсем понимаю, о чем вы.
— Видите ли, для людей, не обладающих железным здоровьем, существуют места с куда более благоприятным климатом.
Ринд опустил ложку на край тарелки.
— Я-то всегда полагал, что Египет — страна эпидемий, где процветают расстройства пищеварения.
— Эпидемии в наши дни очень редки, а думать, что ешь, нужно в любом уголке мира.
— А как же глазные болезни?
— У меня был целый букет, но воздух пустыни оказался необычайно целебен. Он может излечить и многое другое.
Ринд еле заметно покачал головой.
— Нет, я серьезно, мой мальчик. Немало найдется людей, которые жаловались на свои легкие, покидая Англию, а возвращались из Египта здоровыми и помолодевшими. Там же не знают ни изнурительных зим, ни простуд.
Ринду вспомнился врач из Кеттлберна, беспристрастный в этом вопросе, но придерживавшийся схожей точки зрения. («Как же вы здесь поправитесь, — убеждал он, — если с трудом вдыхаете воздух через толщу сажи? Взгляните хотя бы на тех ласточек. Всю зиму они наслаждаются целебной атмосферой Египта, покуда вы бродите подымным переулкам Эдинбурга. Только не говорите мне, что у ласточки больше мозгов, чем у какого-нибудь шотландца!»)
— Знаете, — продолжал сэр Гарднер, — греческие лекари считали египтян самой здоровой нацией в мире.
— Если не ошибаюсь, еще Платон утверждал, что лучшее лечение — позволить больному скончаться как можно скорее.
Археолог тихо усмехнулся.
— Мой мальчик, неужели вам наплевать на свое здоровье?
— Нет, нет! — отозвался Ринд, едва не залившись краской смущения.
— Тогда я не вижу причин отказываться от возможности хорошего лечения.
— Не в этом дело, — растерялся молодой человек. — Ведь кроме болезней в Египте довольно других, более грозных опасностей…
— Например?
— Разбойники, враждебные туземцы… крокодилы.
Прославленный археолог рассмеялся.
— У человека с уравновешенным характером больше шансов погибнуть от зубов ирландского волка, чем угодить в пасть египетского крокодила. А что касается безопасности, уверяю вас, на побережье Нила так же спокойно, как и в нашем Гайд-парке в полдень. — Тут он с довольным видом погладил верхушку своей трости. — Я уже не говорю о других бесценных преимуществах, нематериального плана. Взгляните хотя бы на Наполеона.
Впервые за несколько недель сэр Гарднер по собственной воле упомянул это имя, и Ринд постарался не выдать своего изумления.
— Позвольте, вы говорите не о своем терьере?
— Нет, я имею в виду Бонапарта, генерала. Из Египта он возвратился совершенно иным человеком.
— В какую сторону он изменился — в лучшую или в худшую?
— Это с какой стороны посмотреть. Во всяком случае, он явно открыл там нечто такое, что направило его на путь изменения.
Не зная, к чему эти речи, но и не желая упустить необычайную возможность, Ринд постарался выжать из собеседника еще хоть что-нибудь.