Но она продолжала смотреть в темноту невидящим взором, приложив ладонь к щеке. Я видел, что она тяжело страдает, и решил еще раз призвать ее без всякого стеснения дать выход своей боли.
— Как человеку, принимающему в вас самое искреннее участие, позвольте мне заметить, мисс Картерет, что горе нельзя держать в себе. Надобно…
Но я не успел закончить свою неуклюжую тираду, ибо мисс Картерет круто повернулась ко мне с оскорбленным видом:
— Не смейте поучать меня по поводу горя, сэр. Я не намерена брать уроки по данному предмету — тем паче у практически незнакомого господина!
Я попытался извиниться за свою бестактность, но она заставила меня замолчать гневным взглядом и еще несколькими резкими словами, после которых мне осталось лишь откинуться на спинку сиденья, в изрядном замешательстве, и промолчать оставшуюся часть пути.
В таком вот неловком молчании мы проехали через рощу и подкатили к вдовьему особняку. Когда ландо остановилось, я заметил, что лицо мисс Картерет снова приняло обычное бесстрастное выражение. Не проронив ни слова, даже не удостоив меня хотя бы мимолетным взглядом, она медленно убрала плед с колен и, опираясь на руку Джона Брайна, вышла из коляски.
— Благодарю вас, Джон. На сегодня вы свободны. — Затем она устремила на меня невыразимо печальный взор и проговорила почти шепотом: — Я верю, что мой отец был прав. — Казалось, она смотрела сквозь меня и обращалась к некоему незримому далекому собеседнику. — Нам воздастся по справедливости за все наши поступки. А значит, мне не на что надеяться.
Я глядел ей вслед, пока она шла к дому. Она ненадолго остановилась на крыльце под фонарем, и мне безумно захотелось, чтобы она спустилась обратно по ступенькам и вернулась к ландо. Но потом миссис Роуторн отворила дверь, произнесла несколько слов, которые я не разобрал, и мисс Картерет тотчас подхватила юбки и вбежала в дом.
Уже на конюшенном дворе я обратился к Джону Брайну, распрягавшему лошадей:
— Брайн, я тут нашел кое-что.
Ничего не сказав в ответ, он уставился на меня обычным своим сумрачным, враждебным взглядом.
Я достал из кармана квадратный кусочек кожи, найденный в Храме. Брайн взял его у меня и внимательно рассмотрел при свете фонаря, висевшего над дверью амуничника.
— Джеймс Эрл, — хмуро промолвил он. — Работал здесь егерем несколько лет назад. Позвольте поинтересоваться, сэр, где вы нашли это?
— В Храме Ветров, — сказал я, пристально наблюдая за ним. — Не самое частопосещаемое место, надо думать.
— Да — с тех пор, как мальчишка помер.
— Мальчишка?
— Единственный сын его светлости, господин Генри. Поехал туда на пони. Уперся на своем, и его светлости ничего не оставалось, как подчиниться капризу. Тогда у мальчика был день рождения, и отец подарил ему пони.
— Ты можешь рассказать, что произошло?
Брайн на мгновение задумался, потом кивком указал на дверь амуничника:
— Коли хотите, подождите там, сэр.
Он повел лошадей в конюшню, а через несколько минут вернулся. Вид у него был все такой же недоверчивый, но, похоже, он намеревался продолжить свой рассказ.
— Тогда сильно морозило. Мы объехали весь парк…
— Прошу прощения, — перебил я. — То есть ты сопровождал мальчика?
— Я сам в ту пору был совсем еще ребенком, но мой старик — он работал здесь конюхом — в тот день занедужил и послал меня присматривать за ними — ну, за мальчиком и его светлостью. Только когда мы выехали из леса, мальчонка пришпорил пони и поскакал вперед. Своевольный, весь в мать. Ну, мы, ясное дело, погнались за ним, но моя лошадь зашибла ногу о камень, и я отстал. Он свернул на тропу, что ведет к Храму, — вы сами ее видели, сэр: крутая, неровная, опасная даже для опытного наездника. Вдобавок, как я сказал, тогда сильно морозило. Его светлость спешился и крикнул сыну, чтобы тот возвращался обратно. А вот этого делать как раз и не стоило: когда он попытался развернуться кругом, пони поскользнулся и сбросил седока. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу, как наш хозяин плачет, да и не видел с тех пор ни разу. Но тогда он плакал, плакал навзрыд — ужасное зрелище, и не хотелось бы мне еще когда-нибудь услышать такое. Просто сердце разрывалось — как он рыдал над бедным мальчонкой, что лежал на земле весь бледный и неподвижный… Ну, похоронили его, единственного сына лорда Тансора, и с тех пор его светлость в Храм ни ногой, да и вообще туда почти никто не наведывается.
— Но кто-то был там, совсем недавно, — сказал я. — Кто-то, кто знает о нападении на мистера Картерета гораздо больше, чем мы с тобой.
Я не знал, насколько можно доверять Брайну. С другой стороны, подумал я, ради Мэри Бейкер он вызвался поехать в Лондон, чтобы разузнать новости о ее сестре, обреченной миссис Агнес Плакроуз. Этот поступок свидетельствовал о великодушном и отважном нраве, вдобавок сейчас, когда мистер Картерет умер, перед Брайном наверняка встал вопрос, как зарабатывать на хлеб дальше, — а потому, сознавая необходимость обзавестись осведомителем в Эвенвуде, я решил немного довериться парню.
— Брайн, мне кажется, ты честный малый и верно служил своему хозяину. Но теперь у тебя нет хозяина, а будущее мисс Картерет, позволю себе заметить, весьма неопределенно. Мое знакомство с твоим покойным хозяином было коротким, но я знаю: он был замечательным человеком, не заслуживавшим такой участи. Смерть мистера Картерета поставила под угрозу благополучный исход нашего с ним общего дела, а такое положение вещей надобно исправить. Я не вправе распространяться подробнее на сей счет. Но может, ты поверишь мне на слово и окажешь посильную помощь в поисках негодяев, сотворивших это чудовищное злодеяние, а тем самым пособишь завершить дело, приведшее меня сюда?
Брайн ничего не ответил, но я заметил искорку интереса у него в глазах.
— Наша договоренность должна оставаться в строгой тайне, — продолжал я. — Уверен, ты меня понимаешь. Рисковать тебе не придется. Я просто хочу, чтобы ты сообщал мне о происходящих здесь событиях — кто приезжал, кто уезжал, какие разговоры о покойном мистере Картерете ходят среди слуг и все в таком духе. Я буду хорошо платить тебе за преданность и благоразумие. И обещаю: ты никогда не пожалеешь, что помогал мне в этом деле. Вот моя рука, Джон Брайн. Ты пожмешь ее?
Брайн заколебался, как следовало ожидать, и несколько секунд смотрел мне прямо в глаза, не произнося ни слова. Не знаю, что он там увидел в них, но это положило конец его сомнениям. Он крепко, как и подобало такому здоровяку, стиснул мою руку и сильно тряхнул.
Однако потом парень немного нахмурился, и в первый момент я решил, что он пожалел о своем шаге.
— Что такое, Брайн?
— Знаете, сэр, я тут подумал…