Бен отчаянно боролся с желанием сдаться: невыносимую агонию можно было легко прекратить в любой момент — стоило лишь захотеть. И временами искушение становилось невыносимым.
С каждым днем усталость давила сильнее. Возвращаясь в лагерь вечером, Бен тщательно пропитывал носки оливковым маслом, чтобы унять боль от мозолей. Каждый новый марш-бросок был длиннее предыдущего, а экипировка — тяжелее. Бен шагал с мрачным ожесточением: главное — сделать еще один шаг. Потом еще один. И не думать о том, сколько их предстоит впереди. А также забыть о постоянно усиливающейся боли.
К концу четвертого дня третьей недели в группе осталось восемь кандидатов. Собираясь с силами, Бен задержался возле вершины снискавшего дурную славу пика Пениван. Внизу, между деревьями, виднелись несколько человек — зеленые точки, с трудом пробирающиеся по глубокому слою снега. Шагах в тридцати позади шел Оливер. Бен решил подождать друга. Ждать пришлось долго. Удивительно, что Оливер вообще столько дней продержался, но сегодня он совсем сдал: едва ноги волочил, пошатываясь на ходу.
Дойдя до Бена, он рухнул на колени, сжимая в руках винтовку.
— Ты давай иди. Я выдохся. Вернусь в лагерь.
Бен озабоченно посмотрел на друга.
— Брось, всего-то несколько миль осталось.
— Не могу. Сейчас прямо здесь сдохну, — выдавил он.
— Я с тобой посижу, — решительно заявил Бен.
Оливер вытер лицо, смахивая снег, и прохрипел:
— Вот еще! Тебе надо дальше идти. Давай вали отсюда.
У Бена полопались мозоли на ногах, одежда липла к спине: кожу натерло рюкзаком до кровавых волдырей.
Он сам едва держался на ногах — как тут поможешь Оливеру дойти до конца? А уж нести его на себе… К тому же малейшее колебание привело бы к отчислению и отправке обратно в часть: правила были установлены преднамеренно жестокие.
— Все будет нормально, — сказал он Оливеру. — Там снизу инструктор поднимается, он отведет тебя в лагерь.
Оливер махнул в ответ рукой.
— Ясное дело, все будет хорошо. Проваливай к чертовой бабушке, пока обратно в часть не отправили. Ты ведь хочешь получить значок спецназовца? Вот и нечего тут рассиживаться.
Бен пошел дальше — теперь ко всем прочим мучениям добавились угрызения совести. Ветер рвал с плеч накидку. Каменистый склон спускался почти отвесно вниз, ботинки скользили в снегу. На краю покрытой льдом вершины холма Бен разглядел сквозь пелену усталости появившуюся из сосновой рощицы фигуру и узнал лицо под капюшоном — лейтенант королевской артиллерии. Суровый неразговорчивый лондонец с самого начала держался особняком, а в его серых глазах читалась холодная неприступность. Последний раз Бен видел лейтенанта, когда вся группа выходила на рассвете из лагеря.
— Хоуп! Не думал, что ты так далеко доберешься.
— Вот как? Значит, вы ошиблись. Сэр.
Лейтенант смотрел на него с легкой усмешкой.
— Прикурить не найдется?
— Времени нет переку…
Широкая ладонь вдруг резко толкнула Бена в грудь, и он полетел кувырком по склону, увлекаемый весом рюкзака. Бен отчаянно пытался ухватиться за что-нибудь и выпустил из рук винтовку. Затем ботинки пробили тонкий лед, и он провалился в вонючую грязь болотца.
Лейтенант посмотрел на него сверху и пошел дальше.
Бена затягивало в трясину. Тяжеленный рюкзак скинуть не удавалось: лямки слишком плотно сидели на плечах. Ухватившись за покрытые льдом стебли тростника, Бен потянулся, изо всех сил отталкиваясь ногами. Трясина хлюпнула, тростники вырвались с корнем, и Бена затянуло по пояс. Ледяная жижа засасывала его все глубже и уже поднялась до ребер. Он слабо барахтался в грязи, призывая на помощь, но крики заглушал ветер.
Тошнотворная трясина неторопливо втягивала жертву в жадную пасть. Ноги онемели, плотная грязь сковывала движения. Если сейчас не выбраться, через несколько минут начнется переохлаждение. Бен быстро терял силы. Его засосало по грудь, становилось трудно дышать.
Он так и умрет в этом дерьме, утонет в болоте. Бен снова напрягся… Нет, сил не хватает.
— Бен!
Сквозь пелену снегопада он увидел, как вниз по склону сползает солдат. Бен моргнул, вытирая лицо грязными ладонями. Фигура приблизилась.
Оливер!
— Держи! — Оливер протянул свою винтовку.
Бен ухватился за приклад и обернул ремень вокруг запястья. Оливер уперся ногами в камни и, кряхтя от натуги, потянул за ствол. Бен почувствовал, как трясина отпускает его — дюйм за дюймом. Жижа громко чавкнула. Он подался вперед и нащупал под ногами опору. Получилось!
Оливер помог задыхающемуся другу выбраться на твердую почву. Бен повалился ничком, жадно глотая воздух.
Оливер забросил на плечо вымазанную грязью винтовку и протянул руку.
— Давай, братишка, — ухмыльнулся он. — Вставай, тебе еще надо значок заработать!
Всего шестеро кандидатов добрались в тот день до финиша. Остальные, измотанные до предела и раздосадованные неудачей, похромали на железнодорожную станцию в Херефорде и оттуда обратно в свои части.
В почти пустом грузовике, среди шестерых оставшихся, возвращался в лагерь и тот самый лейтенант, который столкнул Бена в болото. Бен избегал его взгляда и ничего никому не сказал: свидетелей не было, а младший капрал лейтенанту не ровня. Только вякни, тут же вылетишь с испытаний, если не хуже. Кроме того, раз уж собрался в спецназ, пора привыкать беречь свою шкуру.
В тот вечер, накануне последнего на первом этапе отбора марш-броска, Оливер вытащил пронесенные тайком полбутылки виски и друзья выпили, сидя бок о бок на брезентовой койке.
— Еще один день пережить, — сказал Бен, наслаждаясь обжигающим напитком.
— С меня хватит! — ответил Оливер, не поднимая взгляда от жестяной кружки. На бледном лице чернели круги под глазами. — Чтоб я так мучился ради дурацкого значка! Да на что он мне сдался!
— Ладно тебе, дойдешь. Чуть-чуть осталось.
Оливер хмыкнул.
— Дойду, не дойду — плевать мне на это. Хватит дурью маяться. Знаешь, Бен, я долго думал. Мы с тобой разные. Я ведь не солдат. В глубине души я всего лишь обычный парень, который взбунтовался против отца и его дурацкой музыки. При первой же возможности я уволюсь из армии.
Бен недоверчиво уставился на друга.
— И чем будешь заниматься?
Оливер пожал плечами.
— Музыкой, наверное. У меня это наследственное. Правда, сестренка куда талантливее меня — вот кто далеко пойдет!
Бену стало неловко, и он опустил взгляд.
— Тем не менее бакалавра я получил. Пианист из меня вполне приличный. Буду играть понемногу, уроки давать… Перебьюсь как-нибудь. А потом найду себе славную валлийскую девушку и стану примерным семьянином.