Грузовичок мерно шел вперед, тарахтя древним мотором.
Австрия
Первой заботой Кински было найти безопасное место для Клары. Да где же еще, как не у Хильдегард, — там никто не доберется до его дочери. Теперь можно браться за дело. Если они надеялись его остановить, то им это не удалось.
Несмотря на солидное сложение, полицейский умел двигаться быстро. Когда он целеустремленно шел по коридору, встречные отступали в сторону, будто мелкая рыбешка перед акулой. Выражение его лица было красноречивее слов: когда у Кински такое лицо, с ним шутки плохи. Все уже видели сержанта в подобном состоянии, но сегодня он вообще был вне себя.
Не замедляя шага, Кински ударил плечом в дверь кабинета шефа и без стука ворвался внутрь.
Сотни раз он входил сюда без приглашения, и каждый раз видел одно и то же: сваленные в кучу бумаги и папки, запах вчерашнего кофе от тысячи недопитых чашек, оставленных где попало. И всегда за столом сидел, сгорбившись, поседевший, замотанный шеф. Начальник полиции Шиллер был настолько привычной деталью обстановки, как будто и сам уже стал частью здания. Он всегда здесь сидел и, казалось, будет сидеть вечно.
Ворвавшись в кабинет сегодня, Кински опешил.
За столом шефа сидел худощавый мужчина вполовину младше Шиллера. Явный аккуратист: темные волосы гладко зачесаны назад; на носу — очки в тонкой золотой оправе; костюм отглажен; галстук идеально прямой — полная противоположность Гансу Шиллеру.
В кабинете царил порядок, пахло освежителем воздуха. На столе ни единого листочка, только маленький ноутбук тихонько жужжит в сторонке. На месте переполненного документами ржавого шкафа для бумаг — древнего ободранного чудовища — стоял новехонький шкафчик. Даже окна в кабинете помыли.
— Где Шиллер?
Мужчина поднял глаза и увидел направленный на него суровый взгляд Кински.
— Вы кто? — спросил он.
— Я-то Кински. А вот вы кто и какого черта здесь делаете?
— Меня зовут Гесслер. Для вас — господин начальник полиции Гесслер. В следующий раз, прежде чем ворваться ко мне в кабинет, стучите. Ясно?
Кински промолчал.
— Так что вам от меня нужно?
— Где Шиллер? — вновь повторил Кински.
— Уехал, — ответил Гесслер.
— Куда?
Гесслер резким движением сорвал с переносицы очки и недовольно уставился на Кински.
— Я что, туристическое агентство? Почем я знаю, куда он уехал? Сидит себе где-нибудь на пляже к югу от экватора, потягивает коктейли и пялится на девок. Что еще делать человеку на пенсии?
— Он вышел на пенсию? Я с ним только вчера разговаривал! Он ни словом не обмолвился… Я знал, что он собирается, но…
Гесслер пожал плечами.
— Ему подвернулась возможность, и он ею воспользовался. А теперь, сержант, объясните мне, какого черта вы вломились в мой кабинет. Если сказать нечего, проваливайте отсюда и займитесь чем-нибудь полезным. — Гесслер улыбнулся. — Вопросы есть?
Где-то в Италии
Они подождали, пока из окон грузовичка не показалось пламя. Краска на дверях вздулась пузырями, над деревьями заклубился черный столб дыма. Тогда они повернулись и ушли с опушки.
Темнело, в воздухе висела холодная сырость. Забинтованная рука Бена сильно болела, хотя пуля всего лишь ободрала кожу — могло быть и хуже.
Они молча шли по безлюдной проселочной дороге. Внизу, в долине, светились окна какого-то здания; чуть дальше дорога уперлась в ворота.
Во время мертвого сезона центр проката лошадей Росси пустовал. Летом супруги Росси сдавали коттеджи в аренду любителям верховой езды, приехавшим отдохнуть в деревне. Появление двух незнакомцев, предложивших наличные за ночлег, стало приятной неожиданностью. Розальба Росси приготовила макароны с томатным соусом, от которого дом наполнился запахами базилика и чеснока. Джино Росси навел порядок в коттедже и включил отопление.
После ужина Бен купил у Джино две бутылки красного вина. Гости распрощались с хозяевами и ушли в свой коттедж — роскошью он не отличался, зато в нем было тепло и уютно. В комнате стояли две односпальные кровати, покрытые лоскутными одеялами, на побеленной стене висело распятие.
Бен заметил, что Ли почти ничего не ела за ужином. Она села на кровать, устало сгорбившись, измотанная и бледная. Бен уселся рядом и налил в стаканы вина. Они помолчали в ожидании расслабляющего действия алкоголя.
— Я больше не могу, — призналась Ли.
Бен мягко обнял ее и притянул к себе. Ли положила голову ему на плечо и придвинулась. Он чувствовал тепло ее тела, биение сердца, прижатое бедро… и внезапно осознал, что гладит Ли по голове, наслаждаясь шелковистостью волос.
Ему вдруг стало неловко.
— Все будет хорошо.
Он отодвинулся, взял бутылку и долил себе вина.
— Откуда они узнали, что мы там? — тихо спросила Ли.
Бен промолчал, но она, похоже, прочитала его мысли.
— Это я виновата, да? Они прослушивали телефон профессора…
— Ты не виновата. Я тоже пытался ему позвонить. Не переживай. Тебе надо отдохнуть.
— Я ведь назвала свое имя! Ты велел мне не высовываться, а я высунулась. Не послушала тебя, и в результате бедного старика убили!
— Не ты же в него стреляла, — ответил Бен.
— Ну, разве что за меня нажали на спусковой крючок. — Ли вздохнула. — Кто эти люди? От них невозможно скрыться! — Она посмотрела на Бена испуганными глазами. — Нас они тоже убьют, да?
Бен успокаивал ее, а сам напряженно размышлял. До дома Арно километров двадцать. Погони не было, Пока они в безопасности. Вот только ненадолго. А что делать дальше? Письма Моцарта у них нет — похожа следы Оливера оборвались.
Интересно, что имел в виду Арно, когда сказал, что письмо вернулось домой? Профессор спрятал его в надежном месте… в каком именно? Где дом письма Моцарта? Может, там, где оно было написано, то есть в Австрии?
В конце концов Ли заснула, все еще сжимая в руках пустой бокал. Бен забрал его, укрыл Ли одеялом и долго смотрел, как вздымается и опадает ее грудь в такт мерному дыханию. Сидя на своей кровати, он допил вторую бутылку и выкурил последнюю сигарету из пачки, В голове царила неразбериха — сплошные вопросы.
Ближе к полуночи Бен вышел на свежий воздух, чтобы прийти в себя. Под ногами похрустывала заиндевевшая трава. Он по привычке посмотрел на небо и нашел Полярную звезду, чтобы определить стороны света.
Напротив стоявших в ряд коттеджей, на другой стороне залитого лунным светом дворика, возвышались хозяйственные постройки: конюшни и хлипкие сараи из гофрированного железа. Пыльное окно одного из сараев светилось, изнутри доносился лязг инструментов. Бен подошел и заглянул в щелку между ржавыми железными листами: в сарае была мастерская, полная сломанных сельскохозяйственных орудий. Курчавый юноша возился под капотом старенького «фиата». Бен вошел в открытую дверь.