Но в изначально мощном голосе Дель'Акилы уже почти не слышно надежды, он знает, эту битву никогда не выиграть одними словами. Требуется более сильное средство — радикальное. Монсиньор сталкивался со многими демонами, но ни разу не встречал такой силы, как у Светлячка.
Они вовсе не собирались ненавидеть ее. По некоторым причинам личного характера Авраам Линдсей никогда не питал к ней особо нежных чувств, но даже он признает, что это отчасти иррационально. Они выбирают Эвелину, полностью отдавая себе отчет в том, что она получит сильнейший удар по психике и будет травмирована, а эмоциональные последствия могут оказаться необратимыми. Они даже точно не знают, какими станут физические страдания, но ставки так высоки, что подобные соображения не имеют существенного значения.
Они вовсе не собирались ненавидеть ее. Они питают враждебные чувства исключительно к тому, кто в ней живет. Но чем дольше незаметно никаких результатов, тем труднее становится отличать жильца от хозяина.
Когда она мучается от боли, трудно удержаться от мысли, что в ней говорит совесть.
Когда она сопротивляется и выкрикивает бранные слова, невозможно не видеть в ней его пособника.
Ее спокойствие — лишь признак соучастия.
Они вовсе не собирались ненавидеть ее. Но экзорцист, потерпев поражение, ретируется, и получается, они практически зря потратили несколько месяцев. Они так измучили ее, что невозможно представить себе, как она когда-нибудь сможет нормально жить. Совесть их беспокоит, но собственная судьба пугает. Однако отступление невозможно. Они обречены на победу.
Думая об Эвелине, они испытывают лишь отвращение и стыд. Они не в состоянии вспоминать ужасное испытание, которому подвергли ее. Они выскоблили из ребенка личность, заменив ее чем-то исковерканным до гнусности. И за все это время Светлячок ничем не дал понять, что дрогнул.
Девочка безнадежна — она лишь ежеминутно напоминает о том, как они ненавидят себя, — и это оправдывает все.
Они вовсе не собирались ненавидеть ее.
Но отчаяние не оставило им другого выхода.
— Маяк? Что вы видите?
Эвелина сильно задрожала, и Канэван отвернулся, терзаемый жалостью.
— Они перевезли маленькую девочку на маяк, так? — еще раз спросил Макнайт. — Что они там делают? Дальше мучают ее?
Ее губы задрожали и вытянулись вперед.
— Это чудесно, что вы оберегаете ее, Эвелина, — прошептал Макнайт. — Нет, правда, очень тактично и достойно. Но пожалуйста, поделитесь тем, что вы видите, чтобы мы тоже поняли. Еще не поздно спасти маленькую девочку. Скажите нам, что вы видите.
— Там…
— Что там, Эвелина? Мы всего лишь хотим спасти ее.
— Там волны.
— Вы слышите шум волн? Как они разбиваются о скалы?
— Маленькая девочка…
— Да?
— Она в лодке… там волны.
— В мечтах, Эвелина? Она воображает, как спасается бегством?
Эвелина решительно покачала головой:
— Ее спасли.
— Спасли, Эвелина?
— Вытащили.
— Вытащили? Откуда, Эвелина? Что случилось на маяке?
— Волны… высотой с дом… девочка вся в крови… кругом тьма, лодку то и дело швыряет.
Лодка никуда не годится, а море неожиданно взбесилось, но Билли Коннора не запугать. Он достаточно наблюдал за ними, чтобы понять, что дальше бездействовать не может. Он отдает себе отчет, что его план очень опасен, но мощная волна искупления придает ему сил. Он хороший человек, настоящий христианин, и не потерпит, чтобы всякие бесы действовали от имени Бога.
По все более бурному морю он идет на веслах к Инчкейду. Брат и невестка, милые люди, ждут его на берегу. Они тихонько молятся за него, хотя сам он не молится ни тихо, ни громко, считая, что девочка слышала уже достаточно всяких молитв. За час до рассвета он украдкой пробирается на маяк и едва дыша взламывает дверь кладовки. Пеленает вялую, апатичную девочку в толстые одеяла, крепко прижимает к груди, выносит, точно какой-нибудь сверток, и бежит вниз к причалу — смелая операция, немыслимая десять лет назад, когда он редко бывал трезвым. Кроме них, на маяке только смотритель Колин Шэнкс, но он возится наверху с рефлекторами, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь плотную пелену брызг. Шторм — подарок от Бога.
Огромные волны поднимают и относят их от острова. Билли изо всех сил работает веслами, стараясь удержать лодку, но от него ничего не зависит. Дождь хлещет мощными горизонтальными потоками, свитер промок, с форменной фуражки стекают ручьи воды. Он знает, что в библиотеке маяка висит табличка с именами шести смотрителей, утонувших при подобных обстоятельствах, и что если его смоет за борт, помощи ждать неоткуда.
Две волны сталкиваются, взрываясь пеной, поднимают утлую лодчонку и бросают к берегу. Когда она опускается, Коннор успевает глянуть на девочку, которая полными надежды глазами смотрит на него поверх одеял.
— Я не брошу тебя, малыш, — выдыхает он первое доброе слово, услышанное ею за много недель.
Он изо всех сил работает веслами. Лучи маяка прорезают туман и дождь. Вдалеке гудит корабль. Маленькая лодка вздымается и опускается вместе с похожими на горы волнами, и скоро они уже различают мерцающие фонари на берегу.
— Уже близко, — говорит Билли Коннор. — Я не брошу тебя. Мы найдем тебе новый дом, обещаю.
Но едва он успевает произнести эти слова, как жестокая волна обрушивается на лодку и затягивает ее в бездну.
— Никто не мог выжить, — сказала Лесселс, как бы все еще отрицая эту возможность. — Они нашли фуражку смотрителя, ее вынесло на берег, а лодку просто разнесло в щепки. Невозможно после такого остаться в живых. Мы молились за нее и не говорили о ее душе, так как вовсе не собирались ненавидеть ее.
— Но не все считали, что она погибла, — твердо сказал Гроувс. — Авраам Линдсей…
— Да, — согласилась Лесселс. — Линдсей говорил, что знает ее лучше, что сила в ней была с самого начала, а теперь прибавилась еще и сила Зверя. Он не верил, что она так легко может умереть, и напоминал нам, что тел не нашли.
— Но вы предпочли остаться при своем мнении.
— Да.
— Потому что не могли жить с мыслью, что она жива.
Ее как будто застигли на месте преступления.
— Из-за того, что вы с ней сделали. Ведь это самое главное.
В комнате повисло виноватое молчание.
— О чем это вы? — вмешался Флеминг. — Что вы имеете в виду? Что вы с ней сделали, мадам? Против вас выдвинуто серьезное обвинение, и будет лучше, если мы узнаем все сейчас, это в ваших же интересах.
Она покраснела и попыталась собрать все свое мужество, необходимое для признания.