— Ой, Алиса, с семи! Ты или великая притворщица, или на самом деле у тебя каша в голове. Постой, а может, ты не только не из Москвы, а даже не из Советского Союза?
— Как ты себе это представляешь? — спросила Алиса строго.
— Ну, может быть, ты туристка, приехала из-за границы вместе с родителями и потерялась.
— А разве я плохо по-русски говорю?
— Нет, хорошо.
— Совсем хорошо?
— Совсем.
— Спасибо. Значит, в школу идут только с семи лет? А что же до этого делают?
— В детский сад ходят, играют, пирожки из песка делают… Ну что малышам делать?
— Странно, — сказала Алиса. — В пять лет я уже… — и замолчала.
— Что ты в пять лет?
Кто-то шёл по коридору, остановился за дверью, но не вошёл, а как будто прислушивался к разговору. Дверь была застеклённая, матовая, и на ней был виден силуэт человека.
— Кто это может быть? — спросила Алиса.
— Мало ли кто! А тебе не все равно? Ты кого-нибудь ждёшь?
— Нет.
— И всё-таки я думаю, что ждёшь. Я бы на твоём месте всё время дрожала от ожидания. Вдруг откроется дверь и войдёт твоя мама?
— Не войдёт, — вздохнула Алиса, — я здесь одна.
— Ну, а если войдёт?
— Уж лучше бы не входила.
— Она с тобой плохо обращалась? Может, ты из дому нарочно убежала? Может быть, у тебя не мама, а мачеха? Злая?
— Не говори чепуху, — ответила Алиса. — У меня чудесная, просто замечательная мама, не хуже твоей.
— А вдруг она войдёт, а ты её не узнаешь? У тебя ведь амнезия.
— Может быть, — сказала Алиса и отвернулась к стене. Может быть, заснула, а может быть, потихоньку плакала. Юля не могла сказать наверняка, хотя прислушивалась.
Прошло часа два-три. В больнице все утихло, многие заснули. Алиса все так же лежала лицом к стеле, а Юлька читала. Парниковые розы, которые принесла Наташа, стояли на тумбочке у кровати Юльки, и она чувствовала их свежий и приятный запах.
Вдруг снова в коридоре послышались шаги. Те же самые, что и раньше. Кто-то осторожно, но тяжело подошёл к двери и остановился.
— Алиса, — шепнула Юлька, — смотри, снова он.
Алиса села на кровати и прижала палец к губам.
Силуэт человека постоял немного у двери и снова исчез.
— Мне это не нравится, — сказала Юлька. — Я позвоню дежурной сестре.
— Погоди, — сказала Алиса.
И тут они услышали, как в коридоре кто-то разговаривает. Несколько человек шли по коридору. Вот они остановились у двери.
Дверь медленно раскрылась.
Но ничего не случилось. Вошла дежурная сестра Мария Павловна. Это была пожилая и строгая сестра, больные её не очень любили, потому что она всегда говорила о правилах и о том, что их надо соблюдать. А кому хочется соблюдать правила, особенно если ты уже выздоравливаешь?
— Вы не спите, девочки? — спросила она.
— Нет.
— Алиса, с тобой хочет поговорить Александр Борисович, — сказала она.
Алиса очень удивилась:
— Алик Борисович? А разве он…
Но Алик Борисович уже вошёл в палату.
— Как себя чувствуете, девочки? — спросил он, как будто и не прощался с ними два или три часа назад.
Может, он уже вернулся из кино, подумала Юлька. Но что могло случиться? Поссорился с Шурочкой?
— Надеюсь, все в порядке, — сказал Алик Борисович. — А у меня для Алисочки сюрприз. Замечательный сюрприз! Я бы заставил тебя сплясать, но тебе ещё вредно. Можешь собираться домой.
— Как? (Юлька увидела, как Алиса побледнела.) Не может быть!
— Может, может! — Алик так веселился, будто сам вот-вот пустится в пляс. — Все хорошо, что хорошо кончается! За тобой приехал твой папочка. Так что можешь собираться домой.
— Мой отец не может приехать, — сказала Алиса.
— Деточка, не сопротивляйся, — сказал Алик Борисович. Потом он обернулся к Марии Павловне и сказал строго: — Попрошу вас собрать вещи девочки и подготовить выписку.
— Как же так, Александр Борисович? — удивилась Мария Павловна. — Прямо сейчас, на ночь глядя? Нет, я возражаю.
— Попрошу не возражать! — сказал Алик совсем другим голосом. Юля никогда бы и не подумала, что он может разговаривать таким голосом. — Выполняйте моё указание.
— Завтра утром, — сказала Мария Павловна. — Согласно правилам. С разрешения заведующего отделением. На нарушение правил я не пойду. Тем более, что вы, Александр Борисович, уже сменились с дежурства, а дежурного врача нет.
— Я не виноват, что ночной дежурный врач куда-то ушёл, — сказал Алик. — Он за это ответит. Но мы не можем насильно отрывать ребёнка от семьи. Её отец специально приехал из другого города, он переживает, волнуется. Послушайте.
Алик замолчал, и все услышали, как за дверью кто-то громко сопит, а может быть, плачет.
— Вот, — сказал Алик Борисович. — Вы хотите нанести травму и ребёнку и всей его семье из-за каких-то дурацких правил. Идите, приготовьте документ, я подпишусь где надо, и дело с концом. Проявите наконец человеческие чувства.
— Но ребёнку ещё вредно передвигаться. У неё было сотрясение мозга.
— Было и прошло, — ответил Алик. — Я её сегодня осматривал. Ничего с ней не случится.
— Александр Борисович, я вас буквально не узнаю! — воскликнула Мария Павловна. — Вы ведёте себя странно.
— Идите! — сказал Алик. — И ждите на своём рабочем месте. И если вы не сделаете то, что я вам велел, я на вас напишу жалобу.
— Что? — Мария Павловна так удивилась, что чуть в обморок не упала. — Вы… на меня… жалобу?
И тут Алик буквально вытолкнул в коридор Марию Павловну и сказал тому, кто ждал снаружи:
— Заходите, папаша. Ваша дочка ждёт вас с нетерпением.
Оттолкнув Марию Павловну, в палату втиснулся мягкий, весь трясущийся от жира толстяк в тёмных очках и низко надвинутой на лоб шляпе. Это был такой толстый и так странно одетый, словно замаскированный человек, что Юля даже рот открыла от удивления.
— Где моя доченька? — сказал толстяк тонким голосом. — Где моё сокровище? — и он, широко раскрыв толстые ручищи, пошёл прямо к Алисе. — Идём, идём домой, в семью, к папе и маме, — говорил толстяк, надвигаясь на Алису, как паровоз.
— Нет! — закричала вдруг Алиса. — Не смейте подходить ко мне! — она сидела в кровати, прижавшись спиной к стене и закрывшись одеялом до самого подбородка. — Не смейте! Вы никакой мне не отец! Я вас где-то видела, но вы мне не отец!