Огонь и сера | Страница: 45

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Фон Менк сделал паузу.

– Сразу же вспоминается один небезызвестный город, правда, мистер Гарриман?

– Нью-Йорк?

– Верно, – кивнул фон Менк. – В период расцвета Атлантиды появлялись предзнаменования ужасных событий. Воздух на многие дни необычно похолодел, небеса потемнели, из-под земли доносился странный грохот. Люди умирали внезапно, невероятным образом. Говорят, в одного человека «ударила шаровая молния – одновременно с небес и из чрева земного». Другого, словно взрывом, разорвало на части, и «его плоть и кровь повисли в воздухе будто прозрачная дымка, а вокруг распростерся ужаснейший смрад». Через неделю случилось извержение, и город затонул.

Все-таки доля смысла в этом была, и, пока фон Менк рассказывал, Гарриман снова включил диктофон.

– Перенесемся ровно на две тысячи и четыре года вперед. Где сегодня Мертвое море, между нынешним Израилем и Иорданом, на месте глубочайшей природной впадины простиралась невероятно цветущая и плодородная равнина. Именно здесь находились Содом и Гоморра. Насколько велики были эти города, точно неизвестно, но археологи обнаружили массовые захоронения, останки тысяч людей. Несомненно, эти два города сосредоточили в себе все могущество Западного мира того времени. Как и Атлантида, Содом и Гоморра дошли до последней стадии грехопадения, отвернувшись от естественного порядка вещей, уйдя в гордыню, леность, поклонение земным богатствам, развращенность, отрицание Бога и разрушение природы. Как сказано в Книге «Бытие», в Содоме не сыскалось не то что пятидесяти, но даже десяти праведников. И тогда города были уничтожены. «Сера и огонь... дым поднимался с земли, как дым из печи». Археологические находки подтверждают правдивость библейского сказания. Опять-таки в дни, предшествующие концу, появлялись знаки. Один человек превратился в столб желтого пламени. Другие окаменели, совсем как жена Лота, ставшая соляным столпом.

Фон Менк присел на край стола, пристально глядя на репортера.

– Вы бывали у Мертвого моря, мистер Гарриман?

– Не могу похвастаться.

– А я был там несколько раз. Впервые – когда обнаружил некую природную связь между датами гибели Атлантиды и Гоморры. Теперь Мертвое море – это выжженная пустыня. Рыба не водится в воде, где процент соли больше, чем в океане, на берегах растет лишь самая скудная растительность, покрытая толстой соляной коркой. А дальше, ближе к Тель-ас-Саидии, куда многие ученые помещают Содом, соляную поверхность покрывают шарики чистой серы. Она не ромбовидная, как в обычных природных геотермальных источниках, а скорее моноклинная: белая, исключительно чистая, будто прошла длительную термическую обработку. На Земле такая сера больше нигде не встречается. Содом и Гоморру уничтожил вовсе не естественный геологический процесс. Но что именно – остается загадкой.

Фон Менк придвинул к себе лист и под предыдущими датами написал:

3243

1239

2004

– Две тысячи четвертый год, мистер Гарриман. Вместе эти даты образуют золотое сечение. Немного математики: три тысячи двести сорок третий год до нашей эры – или пять тысяч двести сорок шесть лет назад – укладывается в золотое сечение. Тысяча двести тридцать девятый год до нашей эры – три тысячи двести сорок три года назад – снова золотое сечение. Следующая дата: две тысячи четвертый год нашей эры – именно столько лет разделяет две предыдущие катастрофы. Совпадение?

Гарриман уставился на цифры. «Он понимает, что говорит?»

Дикие вычисления казались чистым бредом, но в спокойных глазах ученого светилось лишь смирение.

– Годами, мистер Гарриман, я искал доказательство того, что не прав. Я надеялся, что даты неверны, что в них закралась ошибка. Однако каждое новое открытие подтверждало мою правоту.

Из другого шкафа фон Менк вытащил лист белого картона с нарисованной на нем большой спиралью, один в один повторявшей рисунок камер наутилуса. В самой крайней внешней точке надпись красным карандашом сообщала: «3243 г. до н.э. – Санторини/Атлантида». Через две трети завитка краснела вторая надпись: «1239 г. до н.э. – Содом и Гоморра». Далее по всей спирали шли десятки дат и отметок меньшего размера, проставленных черным карандашом:

79 г. н.э. – извержение Везувия уничтожает Помпеи/Геркуланум и Стабии.

426 г. н.э. – падение Рима, город разграблен и разрушен варварами.

1321 г. н.э. эпидемия чумы в Венеции, погибает две трети населения.

1665 г. н.э. – Великий лондонский пожар.

В самом центре, там, где спираль замыкалась в большую черную точку, стояла третья красная отметка:

2004 г. н.э. — ???

– Как видите, – утвердив рисунок на столе, сказал фон Менк, – я отметил много других катастроф. Они в точности накладываются на логарифмическую спираль и все до единой подчиняются правилу золотого сечения. Как бы я ни вычислял даты, в конце всегда выходил две тысячи четвертый год. Всегда. Так что же общего между этими природными катаклизмами? Все они выпали на долю важнейших мировых городов, городов, отличавшихся богатством, мощью, развитием технологий и духовным небрежением.

Из оловянной кружки фон Менк достал карандаш.

– Дожидаясь две тысячи четвертого года, я надеялся, что ошибся, что это лишь совпадение... Увы, сейчас надежды на то, что природа верит в совпадения, не осталось. Всем правит порядок, мистер Гарриман. Так же, как мы занимаем экологическую нишу, мы занимаем нишу моральную. Стоит виду истощить свою нишу, природа это исправляет, она очищается. Иногда – ценой уничтожения вида. Но то в природе. Что же случается, когда вид истощает моральную нишу?

Ластиком на конце карандаша фон Менк стер вопросительные знаки в последней красной отметке:

2004 г. н.э. —

– Каждый раз у катастрофы были предвестники. События небольшого, казалось бы, значения. Часто погибали морально нездоровые люди – в точности, как потом и вся цивилизация. Так происходило и в Помпеях перед извержением Везувия, и в Лондоне накануне пожара, и в Венеции незадолго до эпидемии. Теперь, мистер Гарриман, понимаете, почему Джереми Гроув и Найджел Катфорт сами по себе ничего не значат? А если быть до конца точным, значат их ненависть к религии и морали, отречение от благопристойности и вопиющая неумеренность. Как таковые, эти двое – модели жадности, похоти, материализма и жестокости нашего времени и особенно Нью-Йорка. Смерти Гроува и Катфорта – лишь предвестники.

Фон Менк разжал пальцы, и список плавно упал на стол.

– Вы увлекаетесь поэзией, мистер Гарриман?

– Нет. По крайней мере после окончания колледжа.

– Но может, вы помните поэму Йейтса «Второе пришествие»?


Анархия пожрать готова мир...

И в нерешительности лучшие из нас

Томятся. Худшие страстям

Губительным дают собою править [35] .