— А что вы пытались сделать с Сарой Хант, пока вас не окружили?
— Я только хотел, чтобы она перестала кричать. Я ничего бы не сделал ей. Я не совершил ничего плохого!
— Ничего плохого? Вы домогались женщин, нарушали и использовали служебную тайну, обманывали — это ничего плохого?
— Так стало не сразу! — Хандерлинг в отчаянии водил взглядом по лицам, словно ища сочувствия. — Послушайте, все получилось случайно. Я понял, что, как руководитель отдела упаковки данных, могу использовать дыру в защите, которую я обнаружил, и собрать достаточно сведений о клиентах, чтобы получить цельную картину. Я занимался этим из любопытства, из чистого любопытства…
Казалось, будто рухнула плотина. Хандерлинг рассказал обо всем: как он случайно нашел слабое место системы, о первых робких попытках, какими методами он избегал раскрытия, о встречах с женщинами. Мочли отлично справился с ним. Он бросил в качестве приманки несколько вопросов о более мелких преступлениях, и Хандерлинг проглотил наживку. А теперь, когда он начал говорить, ему трудно было сдержаться, директор, выведя свою жертву из равновесия, готовил последний удар.
Именно в это мгновение он решительно поднял руку. Хандерлинг замолк на полуслове, и незавершенная фраза повисла в воздухе.
— Все это очень интересно, — тихо сказал Мочли. — И в свое время мы обязательно все выслушаем. Но сейчас перейдем к истинной причине, по которой вы оказались здесь.
Хандерлинг потер рукой глаза.
— Истинной причине?
— К вашим куда более серьезным преступлениям.
Хандерлинг ошеломленно смотрел на него.
— Не могли бы вы сказать, где вы были утром семнадцатого сентября?
— Семнадцатого сентября?
— Или во второй половине дня двадцать четвертого сентября?
— Я… я забыл.
— Тогда я вам напомню. Семнадцатого сентября вы были во Флагстаффе, в Аризоне. А двадцать четвертого сентября — в Ларчмонте, штат Нью-Йорк. На завтрашнюю ночь у вас зарезервирован номер в мотеле в Берлингейме, Массачусетс. Вам известно, что общего между этими тремя адресами, мистер Хандерлинг?
Хандерлинг стиснул край стола так, что побелели костяшки пальцев.
— Суперпары.
— Совершенно верно. Это адреса людей, которые составляют идеально подобранные нами супружеские пары. Вернее, в первых двух случаях составляли.
— Составляли?
— Да. Поскольку как Торпов, так и Уилнеров нет в живых.
— Торпов? — с трудом выдавил Хандерлинг. — И Уилнеров? Нет в живых?
— Хватит, мистер Хандерлинг. Не будем терять времени. Какие у вас были планы на ближайшие выходные?
Хандерлинг не ответил. Его глаза закатились, и Лэшу вдруг показалось, что он сейчас лишится чувств.
— Если не хотите говорить, я вам скажу, что вы собирались сделать. То, что вы совершили уже дважды. Вы хотели расправиться с супругами Коннелли. Весьма тщательно, так же как и в прошлые разы. Имитировать двойное самоубийство.
В помещении слышалось лишь громкое дыхание Хандерлинга.
— Вы по очереди убили две первые пары, — сказал Мочли. — А теперь вы собирались застать врасплох и уничтожить третью.
Хандерлинг продолжал молчать.
— Естественно, мы подвергнем вас повторному обследованию. Мы уже составили теоретический психологический портрет. В конечном счете ваши поступки говорят сами за себя. — Мочли заглянул в бумаги на столе. — Они свидетельствуют о вашей боязни быть отвергнутым и о низкой самооценке. Вооружившись сведениями, украденными из наших архивов, вы поняли, как найти подход к тем женщинам и как манипулировать ими. Любопытно, что, даже имея столь подавляющий перевес, несколько раз вы ничего не добились. — Мочли невесело улыбнулся. — Впрочем, если эти встречи и избавили вас от страха перед женщинами, они не смягчили вашего гнева, злости из-за того, что другие смогли найти счастье, которое вам не дано. Вы всегда завидовали им. Наши суперпары были для вас воплощением этого счастья. Они навлекли на себя ваш гнев, который, в сущности, был ненавистью к самому себе, настолько извращенной, что…
— Нет! — пронзительно завопил пленник.
— Спокойно, мистер Хандерлинг. Не возбуждайтесь.
— Я не убивал их! — Из глаз его хлынули слезы. — Да, я ездил в Аризону. У меня родственники в Седоне, я был у них на свадьбе. Флагстафф недалеко оттуда. А Ларчмонт всего в часе езды от моего дома.
Директор слушал его, скрестив руки на груди.
— Я хотел знать. Я хотел понять. Понимаете, в файлах этого нет. Не объясняется, как кто-то может быть настолько счастлив. И потому я подумал, что, может быть, если я увижу их, понаблюдаю немного за ними с безопасного расстояния, то узнаю… Поверьте, я никого не убивал! Я только хотел… хотел быть счастливым, как они… о господи…
Хандерлинг обмяк, сотрясаясь от рыданий и с грохотом ударяясь головой о крышку стола.
— Вовсе незачем так драматизировать, — сказал Мочли. — Мы можем во всем разобраться либо с вашей помощью, либо без нее. И вы убедитесь, что первый вариант куда менее неприятен.
Хандерлинг никак не реагировал. Директор вспомогательной службы наклонился к врачу и что-то прошептал ему на ухо.
Впрочем, в глазах Лэша все происходящее вдруг обрело совершенно другой смысл. Постепенно он перестал слышать рыдания Хандерлинга и тихий голос Мочли, и его обдало холодом. «Эдем» мог сколько угодно допрашивать и обследовать этого человека, но Лэш в глубине души уже знал, что Хандерлинг непричастен. Не полностью — наверняка он виновен в использовании конфиденциальных сведений в собственных корыстных целях. Он шпионил за суперпарами. Но, несмотря на это, он не был убийцей. Лэш видел достаточно подозреваемых на допросах, чтобы разобраться, когда кто-то лжет и способен ли кто-то на совершение убийства.
Хуже всего было то, что ему следовало понять это раньше. Таблица, которую он нарисовал на доске, и составленный им психологический портрет, который Мочли принес сюда, вдруг показались ему столь же тусклыми, как гравюры на рисовой бумаге в кабинете Льюиса Торпа. Они были полны противоречий и ошибочных предположений. Ему слишком хотелось разгадать эту жуткую загадку, прежде чем снова погибнут люди. И вот результат.
В голове у него, заглушая всхлипывания Хандерлинга, до сих пор крутилось стихотворение Басё:
Расстаемся с весной.
Плачут птицы, и даже у рыб
Слезы из глаз. [17]
Когда он подъехал к Шип-Боттом-роуд, уже близилась полночь. Выключив двигатель, он вышел из машины и медленно, задумчиво подошел к почтовому ящику. С тех пор как он покинул здание «Эдема», что-то беспокоило его, нечто не имеющее никакого отношения к Хандерлингу. Но он упрямо не хотел обращать внимание на то, что подсказывало ему подсознание. Никогда еще в жизни он так не уставал.