Оглянувшись, Кави не замечает ничего подозрительного.
— Когда они пропали?
— Перед самой церемонией. Храм был пуст, его стерегли снаружи и внутрь пускали только меня. Нетсвис, должно быть, спрятал таблички во время службы, а сейчас намерен улизнуть, продать их и зажить по новой с этой своей проклятой скульпторшей.
— Хорошо, я распоряжусь, и Ларс пошлет людей обыскать жреца. Заодно посмотрят в храме — если «Врата» спрятаны внутри.
К тому времени, как Ларс отправляет людей обыскать Тевкра, Песна и Кави уже забираются в колесницу.
— Поторопись! — прикрикивает магистрат. — С нашей стороны будет неучтиво, если мы окажемся на месте позже нобилей.
Ларс едва успевает вспрыгнуть на козлы, а возница послушно хлещет жеребцов вожжами по крупам; из-под копыт вздымается пыль.
— Срезай через декуманус, — командует Ларс. — Дорога не такая гладкая, зато короче.
Вскоре дорога и правда становится не такой гладкой — она изрезана колеями и бороздами. Ларсу приятно думать, как его благородного нанимателя трясет до лязга в зубах.
Проходит совсем немного времени, и Кави кричит:
— Осторожней! Мы тут словно в шторм попали.
Гортанный смех Ларса теряется в грохоте копыт.
И вот оно.
Передний правый жеребец спотыкается. Остальные три теряют строй. Колесо наезжает на камень.
Ларса выкидывает с козел, и он головой летит в щебенку и булыжники.
Вместе с облаком пыли на место крушения колесницы опускается зловещая тишина.
Затем из разбитой повозки — невредимый и полный ярости — вылезает Песна.
Смотрит, как поднимаются с земли окровавленные, помятые Ларс и возница. Магистрат кричит:
— Болваны! Нерасторопные болваны! — Пинает возницу по спине, по почкам и оборачивается к Ларсу. — Смотри! Нет, ты смотри! Спицы все переломаны, не починишь. Куда их теперь! — Подошвой сандалий он бьет по колесу. — Как мне добраться до шахт вовремя, если колесница разбита вдребезги?
Кави наклоняется, чтобы помочь Ларсу встать.
— Дай-ка взглянуть на твой глаз, Ларс. Стой смирно, ты в него пыль с половины дороги собрал.
Каратель отталкивает его.
— Глаз невредим. Я лучше проверю колесницу.
Перешагнув через булыжники, он выходит на неровную дорогу. С первого взгляда понятно, что колесо не починить на месте, его надо менять.
— Магистрат, возьми жеребцов. — Ларс поворачивается к вознице: — Распрягай. Лучше задних. И пошевеливайся, иначе я тебя так отпинаю!
Ларс обращается к Песне и Кави:
— Сейчас я этого старого дурака пошлю за новым колесом. Как только заменим разбитое — сразу подъедем к вам.
Кави говорит Песне:
— Ларс правду говорит. Верхом на жеребцах мы домчимся до шахт очень быстро. Недалеко осталось.
Песна по-прежнему кипит от гнева. Сначала серебряные таблички пропали, а тут еще и колесница разбилась… Магистрат бьет Ларса по окровавленной щеке.
— Бестолковый дурак. От тебя требовалось просто ровно вести коней, а ты… Иная шлюха справилась бы лучше.
Песна замахивается, желая ударить палача еще раз, но тот хватает его за запястье. Легко, будто муху поймал.
Ларс смотрит на хозяина. Смотрит не мигая. Во взгляде его читается неприкрытая угроза. Убью, говорит этот взгляд.
Кави, испугавшись худшего, встает меж двух мужей.
— Ларс, друг мой, — обращается он к палачу, — помни свое место. Смири себя.
По лицу Ларса стекает струйка крови. Разжав пальцы, он выпускает руку Песны.
— Добрый совет, Кави. Благодарю. — Ларс берет жеребца за поводья и отдает их Песне. — Магистрат, прошу простить меня, я признаю вину. Буду молиться, чтобы путь твой дальше прошел гладко.
Песна не отвечает. Лишь выхватывает у Ларса поводья, взбирается на жеребца и с места берет в карьер.
Уносится в сторону горизонта, оставляя пыльный след.
Каратель доволен собой: он сумел сдержаться. А Песна умрет потом. Не сейчас. Чуть позже.
Ждать недолго осталось.
Штаб-квартира карабинеров, Венеция
Для Вито, Валентины и остальных членов убойного отдела сутки больше не делятся на ночь и день. Жизнь теперь состоит из одной лишь работы, бесконечных брифингов, встреч и выездов на места преступлений.
Следующий брифинг назначен в кабинете, смежном с тем, в котором команда Карвальо буквально поселилась. Середина длинного стола заставлена металлическими кофейниками со свежесваренным напитком, старыми белыми чашками на блюдечках, тусклыми стеклянными бокалами и целыми башнями из баллонов воды, похожими на скульптурное изображение небоскребов в исполнении детской дизайнерской студии.
Майор Вито Карвальо оглядывает собравшихся — все ли пришли? За дальним концом стола сидят Сильвио Монтесано и два его ассистента, по левую руку от них — Рокко Бальдони и Валентина Морасси. Лучше б ее здесь не было. Вито хотел заставить ее взять отгулы, чтобы спокойно избыть свое горе, но лейтенант отказалась. Якобы труд — лучшая терапия. Если бы не срочность брифинга, Вито отвел бы Валентину в сторону и растолковал, насколько такой подход губителен.
Справа от Монтесано и его помощников расположились специалист особого научного отдела Изабелла Ломбарделли и ее ассистент. В данную минуту они с патологом оживленно обсуждают нечто в разложенной перед ними папке.
Остальные места заняты командирами подгрупп, смен и теми, кто руководит обысками домов и служит офицерами связи с государственным обвинителем.
И наконец, на брифинг пришел Том Шэман. Вито долго думал, прежде чем пригласить американца. С одной стороны, требуются его познания в сатанистике, с другой — он не полицейский, чтобы допускать его на рабочее совещание. В конце концов верх взяла интуиция. К тому же в расследовании серийных убийств пара рук плюс дееспособный ум лишними не будут.
— Спасибо всем, что пришли. Давайте же начнем. — Вито делает паузу, позволяя судмедэкспертам завершить разговор. — Сейчас лейтенант Бальдони введет нас в курс дела на сегодняшний день. Рокко…
Миниатюрный офицер встает с места и подходит к стенду с подписью «ЖЕРТВЫ».
— На сегодня у нас три трупа. — Ему приходится привстать на носочки, чтобы перевернуть лист. — Первая жертва — подросток, Моника Видич. Вторая — расчлененный мужчина в возрасте примерно шестидесяти лет; личность не установлена. Третья — также расчлененный мужчина, от двадцати пяти до тридцати лет. Оба неопознанных трупа обнаружены в мешках на дне лагуны, — Рокко старается не смотреть в глаза Валентине, — неподалеку от того места, где погиб наш коллега, Антонио Паваротти.