— Про Чарльза Мэнсона? — спрашивает Вито.
— Нет, нет, — мотает головой Валентина. — Этого зовут иначе… То ли Йель, то ли Кейл… — Она почесывает макушку, вспоминая. — Бэйл! Точно, его зовут Ларс Бэйл! Том пересекался с ним лет десять назад.
Майор поворачивается к Рокко.
— Звони в ФБР, пусть пороются в базе данных и пришлют, что есть полезного. Еще свяжись с лос-анджелесским департаментом полиции, спроси, вдруг они знают о Бэйле. Где он сейчас и где его пособники?
Валентина ждет, пока шеф отдышится.
— Том говорил, у Бэйла татуировка в виде слезы, как у Меры Тэль.
— У личного секретаря Фабианелли? — В памяти Вито возникают татуированные руки, похожие на развороты комиксов. — Она ведь тоже американка?
— Si.
— Ага, — кивает Рокко, — понял. Ее тоже проверю.
— Мера Тэль не такая уж старая, — высказывается Валентина. — Ей двадцать с небольшим. И если она была как-то связана с Бэйлом десять — двенадцать лет назад, то ей тогда максимум лет тринадцать исполнилось.
— По барабану, — отвечает Вито. — Их связывает татуировка, а может, и нечто больше. Так что вперед, арбайтен!
В углу кабинета висит лист ватмана с изображением кровавого символа из базилики. Однако взгляд Вито сосредотачивает не столько на прямоугольнике, сколько на шестерке под ним. Как сказала вчера Валентина, число обозначает обратный отсчет.
Вот только в каких единицах? В чем измеряет срок сатанист? В месяцах — неделях — днях — часах? Надо выяснить и как можно скорее. Вито уверен, от скорости решения головоломки зависит чья-то жизнь.
Район Дорсудоро, Венеция 1778 год
Эрманно, Эфран, Танина и Томмазо ждут экипажа, который должен их забрать от дома Лидии. Дыхание вырывается изо рта паром. По виду, холоднее всего Томмазо, хотя дрожит он скорее из-за страха. Танина благодарна судьбе, что ее друг пошел вместе с ней. Вот если бы еще Лидия не относилась так легкомысленно к их беде — подружка радуется «приключению», как будто оно организовано по ее заказу на время короткого отдыха в Риме.
Обед, состоявший из супа, свежей рыбы и баранины, поднял настроение, а богатые красное и белое вино притупили пульсирующую в мозгу жилку страха.
Наконец прибывает экипаж и быстро отвозит всех к причалу у Академии. Недавно достроенное здание стоит, мягко освещенное факелами, и между элементами его декора пляшут смутные тени.
Улицы запружены куртизанками, которые, словно хищницы, поджидают клиентов — гуляк в масках. Эфран потирает озябшие руки и дует на них.
— Боже мой, как холодно. Скорей бы весна.
Эрманно хлопает его по плечу и замечает:
— Надеюсь, мы все доживем до нее.
Лидия тем временем ушла далеко вперед по понтонному мосту и остановилась у лодки, пришвартованной у рядов гондол.
Томмазо старается держаться ближе к Танине. Он все еще не доверяет юношам-евреям и думает, не сбежать ли тихонько? Сесть в свою лодку, уплыть подальше и начать новую жизнь?
К Танине подходит Эрманно. Взяв подругу за руку, он говорит:
— Я думал, Лидия укроет нас у себя в доме. Разве она не сказала, что люди инквизитора не посмеют ступить на ее порог?
— Какой ты глупый! — раздраженно отвечает Танина. — Лидия и так сильно рискует, помогая нам. И речи быть не может, чтобы она укрыла нас у себя. — Танина наклоняется ближе к Эрманно и говорит так, чтобы Томмазо не слышал: — Это все твоя вина. Не надо было так увлеченно заниматься проклятой табличкой. Платить приходится всем нам.
Эрманно уже думал отчитать Танину, но решил: не стоит, возражения только усугубят проблему.
Наконец они подходят к лодке, и Лидия протягивает Танине руку:
— Спускайся осторожно. Тут надо широко шагнуть.
На носу и на корме Томмазо замечает двух гребцов. И без них обошлись бы, но, похоже, к такой роскоши привыкли богатые дамы навроде Лидии. Гребцы, видно, поддерживают дух карнавала: они в плащах и полных масках. Хорошо им, ветер-то вон как кусает.
Лодка выходит в темные воды лагуны, а ее пассажиры хранят молчание. Танина жмется к Эрманно, чтобы согреться. Лидия, совершенно никого не стесняясь, прижимается к Эфрану. Жизнь для нее — игра, состоящая из череды удовольствий и новых знакомств.
Может, точно так вела себя и мать Томмазо? Бывший монах поражается собственной мысли. Должно быть, так она и жила. Незамужняя, куртизанка, искала любых удовольствий в любое время и в любой компании.
Небольшие фонарики на указательных столбах помогают Томмазо сориентироваться. Сейчас лодка плывет на восток, выходя из Гранд-канала к бурному месту слияния каналов Гвидечча и Сан-Марко; потом на юг по каналу Грация, обходя с запада остров Сан-Джорджио-Маджоре. Томмазо и горько, и сладко вспоминать монастырскую жизнь. Ощущая вину, он отводит взгляд от обители, в которой провел годы и куда ему теперь путь заказан.
Проплыв еще с милю на юг, они оказываются на том самом месте, где Томмазо повстречал незнакомца. Странного лодочника, который что-то сбрасывал в воду. И Танина, и Лидия к этому времени порядком озябли, слышно, как они стучат зубками. Юноши растирают девушкам плечи, желая хоть как-то согреть.
Луна скрывается за серыми облаками, а впереди показываются корявые черные пальцы голых древесных веток. Должно быть, недалеко уже остров. Неужели тот, с которого явился загадочный лодочник? Гондола тем временем направляется прямиком к неровному берегу, о котором в Венеции говорить не принято.
Это Лазаретто. Чумной остров.
Штаб-квартира карабинеров
Лейтенант Франческа Тотти напала наконец на золотую жилу. Среди прочих абонентов Тома Шэмана — знакомых вроде Валентины и Вито Карвальо — находится один столь важный, что Франческа просит его оставаться на связи, пока сама вызывает на телеконференцию майора Карвальо.
Откинувшись в кресле, Вито включает громкую связь. К аппарату моментально, чуть не вплотную приближаются Валентина и Рокко.
Франческа представляет друг другу участников телеконференции:
— Майор, это Альфредо Джордано, старший библиотекарь при Святом Престоле. Отец Джордано, это майор Вито Карвальо и мои коллеги, лейтенанты Валентина Морасси и Рокко Бальдони.
Альфи нервно прокашливается.
— Здравствуйте. Полагаю, с вами надо поделиться сведениями, которые я уже передал лейтенанту Тотти. — Он еще раз прокашливается, на этот раз поспокойнее. — Я… э-э-э… знаю отца Шэмана… Простите, Тома. Трудно поверить, что он уже не священник. Так вот, я знаю Тома лет десять. Он хороший человек и мой близкий друг. Когда он рассказал о вашем деле, я сразу решил помочь.