— Боже, — произнёс Фрок, — уже семь часов. Марго, мы должны предупредить всех, должны не допустить открытия.
Он поехал к двери, жестом пригласив Марго следовать за собой.
С приближением семи часов к западному входу музея начали съезжаться лимузины и такси. Из них осторожно вылезали элегантные пассажиры, дамы в мехах и господа, все как один в смокингах. Раскрыв зонты, гости устремлялись по красной ковровой дорожке к навесу над входом — проливной дождь уже затопил тротуары и превратил канавы в бурные реки.
Большая ротонда, обычно тихая в этот вечерний час, оглашалась говором множества людей и топотом ног в дорогой обуви по мраморным плитам. В Райском зале из кадок, украшенных гирляндами фиолетовых лампочек, высился бамбук. К нему были прикреплены букеты орхидей, они свисали, напоминая цветущие лианы в тропическом саду.
Где-то в глубине зала невидимый оркестр оживлённо играл «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Полчища официантов в белых галстуках умело лавировали в толпе, держа большие серебряные подносы, уставленные бокалами с шампанским и всевозможными закусками. Поток гостей вливался в ряды сотрудников музея, уже отдающих должное бесплатному угощению. В лучах прожекторов с голубыми светофильтрами сверкали длинные вечерние платья с блёстками, бриллиантовые ожерелья, золотые запонки и тиары.
Открытие выставки «Суеверия» почти внезапно стало наиболее привлекательным событием для светского общества Нью-Йорка. Привычные балы и благотворительные обеды затмила возможность увидеть собственными глазами то, о чём столько говорили. Организаторами были разосланы тысячи приглашений, и пять тысяч человек ответили, что приняли их.
Смитбек в смокинге (который сидел на нём отвратительно) и рубашке с оборками вглядывался в зал, выискивая знакомые лица. В дальнем конце зала был воздвигнут громадный помост. Вдоль одной из стен проложен искусно украшенный вход на выставку. Дверь пока что была заперта, и возле неё стояла охрана. Площадка для танцев посередине быстро заполнялась парами. Едва войдя в зал, Смитбек услышал со всех сторон разговоры, ведущиеся повышенными голосами.
— …эта новая психоисторичка. Грант? Так вот, вчера она призналась-таки, над чем работала всё это время. Представьте: она пытается доказать, что странствия Генриха Четвёртого после второго крестового на самом деле представляли собой реакцию бегства, вызванную сильным стрессом. Я с трудом удержалась, чтобы не сказать ей…
— …выдвинул смехотворную идею, будто стабианские бани на самом деле были просто-напросто конюшнями. А ведь сам ни разу не бывал в Помпее. Виллу Тайн от пиццерии не отличит. Но имеет наглость именовать себя папирологом…
— …моя новая ассистентка? Знаете, такая, с огромным носом? Так вот, вчера она стояла возле автоклава и уронила туда пробирку, наполненную…
Смитбек глубоко вдохнул и начал протискиваться к столику с закусками. Будет чем полакомиться, подумал он.
Д’Агоста увидел, как перед входными дверями Большой ротонды в очередной раз рассыпался фейерверк фотовспышек. Появилась ещё одна важная персона — женоподобный красавчик с двумя чахлого вида девицами, виснущими на его руках.
Лейтенант стоял там, откуда мог наблюдать за металлодетекторами, за толпами гостей, вливающимися в Райский зал через единственную дверь. Пол Ротонды скользил от дождевой воды, на стойку гардероба один за другим ложились зонтики. В дальнем углу разместился передовой пост ФБР: Коффи собирался наблюдать оттуда за происходящим. Д’Агосту разбирал смех. Пост старались оборудовать так, чтобы он не бросался в глаза, однако тянущиеся от него, словно щупальца спрута, электрические и телефонные провода, волокнооптические и покрытые резиной кабели не заметить было так же трудно, как тяжкое похмелье.
Раздался раскат грома. Вершины окаймляющих набережную деревьев с ещё нераспустившимися почками неистово раскачивались на ветру.
Рация д’Агосты зашипела.
— Лейтенант, у нас опять скандал возле металлодетектора.
До него донёсся пронзительный женский голос: «Вы должны знать меня».
— Отведите её в сторону. Надо, чтобы толпа непрерывно двигалась. Тех, кто не желает проходить через металлодетектор, выводите из очереди. Они всех задерживают.
Когда д’Агоста укладывал рацию в футляр, к нему подошёл Коффи, за ним по пятам следовал начальник охраны музея.
— О чём докладывают? — грубо спросил Коффи.
— Все на местах, — ответил д’Агоста, вынув сигару и разглядывая её изжёванный кончик. — Четверо полицейских в штатском ходят среди гостей. Четверо в форме патрулируют периметр вместе с твоими людьми. Пятеро регулируют движение снаружи, пятеро наблюдают за входом и металлодетекторами. Полицейские в форме есть и внутри. Когда ленточку разрежут, двое из них последуют за мной на выставку. Один человек в компьютерном зале, один в дежурной части отдела охраны…
Коффи прищурился:
— Полицейские в форме пойдут на выставку с гостями? Планом это не было предусмотрено.
— Это не официальная процедура. Просто я хочу быть с ними впереди толпы. Ты же запретил нам предварительно осмотреть выставку, помнишь?
Коффи вздохнул:
— Ладно, только пусть это не выглядит конвоем. Не лезьте людям на глаза, не заслоняйте витрин. Идёт?
Д’Агоста кивнул.
Коффи повернулся к Ипполито:
— А у тебя что?
— Мои люди тоже на местах, сэр. Именно там, где вы хотели.
— Хорошо. Во время торжественной части я буду находиться в Ротонде. Потом буду совершать обходы. Кстати, Ипполито, пойдёшь с д’Агостой впереди толпы. Держись поближе к директору и мэру. Порядок ты знаешь. А ты, лейтенант, не высовывайся, не порть себе последний день. Ясно?
Уотерс стоял в прохладном, залитом неоновым светом компьютерном зале, плечо его ныло от тяжёлого дробовика. Такого скучного задания у него ещё не было. Глянул на хмыря — он сразу мысленно окрестил его так, — выстукивающего что-то на компьютере. Всё долбит, долбит, и так уже несколько часов. И потягивает кока-колу. Уотерс потряс головой. Пожалуй, утром первым делом надо попроситься у д’Агосты в другое место. Здесь с ума можно сойти.
Хмырь поскрёб в затылке и потянулся.
— Долго время тянется, — пожаловался он Уотерсу.
— Угу, — буркнул тот.
— Я почти закончил. Сказать вам, на что способна эта программа, — не поверите.
— Может быть, — равнодушно ответил Уотерс. Взглянул на часы. Ещё три часа до конца смены.
— Смотрите.
Хмырь нажал кнопку. Уотерс подошёл чуть поближе к экрану. Вгляделся в него. Сплошная писанина, бессмыслица, которая, видно, и называется программой.
На экране появилось изображение жука. Сначала жук был неподвижен. Потом расправил зелёные ножки и стал расхаживать по надписям. Затем появился ещё один. Жуки заметили друг друга и сблизились. Стали заниматься любовью.