Войдя в Зал колесниц, Мэри бегло осмотрела его, потом пошла дальше и заглянула в погребальную камеру. Все здесь, как ей показалось, было в порядке. Она уже собиралась уходить, как вдруг почувствовала слабый запах сырости. Инстинктивно сморщив нос, огляделась в поисках источника запаха и заметила, что одна из ближайших к ней колонн забрызгана чем-то густым и темным.
Поднеся к губам рацию, Мэри произнесла:
– Мэри Джонсон вызывает диспетчерскую. Вы слышите меня?
– Диспетчерская слушает. Мэри, это десять-четыре.
– Необходимо прислать уборочную команду в гробницу Сенефа. В погребальную камеру.
– Что случилось?
– Рвотные массы.
– Господи! Неужели опять ночная охрана?
– Кто знает? Может, электрики решили повеселиться.
– Сейчас пришлем.
Джонсон выключила рацию и решила обойти всю погребальную камеру. По собственному опыту она знала, что блевотина редко встречается в одном-единственном месте, и лучше уж сразу все проверить, чтобы избежать неприятных сюрпризов в дальнейшем. Несмотря на внушительные формы, ходила Мэри быстро. Пройдя больше половины пути, она вдруг поскользнулась, потеряла равновесие и упала, больно ударившись о гладкую каменную плиту. «Черт!»
Мэри сидела на полу – испуганная, но, похоже, целая. Она поскользнулась, наступив левой ногой в лужу какой-то темной, пахнущей медью жидкости, и, падая, выставила вперед обе руки. Теперь же, подняв ладони, сразу поняла, что этой жидкостью была кровь.
– Боже всемогущий! – воскликнула Мэри. Она осторожно поднялась, машинально оглянулась, отыскивая, обо что бы вытереть руки, и, ничего не найдя, решила обтереть их о штаны, поскольку они и так уже были испорчены. Потом достала рацию.
– Джонсон вызывает диспетчерскую. Слышите меня?
– Слышу вас хорошо.
– Здесь еще лужа крови.
– Что вы сказали – кровь? И много ее?
– Достаточно.
Последовала тишина. От того места, где поскользнулась Мэри, кровавые следы вели к огромному открытому гранитному саркофагу в центре комнаты. Один его край был испачкан запекшейся кровью, словно через него что-то перетаскивали. Меньше всего на свете Джонсон хотелось туда заглядывать, но что-то – вероятно, присущее ей чувство долга – заставило ее подойти поближе.
Рация, о которой она совсем забыла, вдруг запищала.
– Достаточно? – раздался в ней голос диспетчера. – Что вы хотите этим сказать?
Мэри подошла к саркофагу, заглянула внутрь и увидела тело, лежащее на спине. Она поняла лишь, что тело принадлежит человеку – сказать больше не представлялось возможным, поскольку кто-то изуродовал лицо несчастного до неузнаваемости. Грудина его была раздроблена, и ребра торчали наружу, словно створки открытой двери. На месте легких и других органов зияла кровавая пустота. Но что поразило Мэри больше всего и что преследовало ее в кошмарных снах в течение всех последующих лет, так это ярко-голубые бермуды, в которые была одета жертва.
– Мэри! – затрещала рация.
Джонсон шумно сглотнула, не в силах произнести ни звука. Вдруг она заметила полосу запекшейся крови, тянущуюся в одну из маленьких комнат, примыкающих к погребальной камере. В темной комнате, оттуда, где она стояла, ей ничего не было видно.
– Мэри! Вы слышите меня?
Джонсон медленно поднесла рацию к губам и хрипло произнесла:
– Слушаю.
– Что случилось?
Но Мэри Джонсон уже медленно пятилась от саркофага, не спуская глаз с черного дверного проема в дальней стене. Она ни за что туда не пойдет. Она и так увидела более чем достаточно. Мэри продолжала двигаться вперед спиной, потом осторожно повернулась. И как раз когда она достигла выхода из погребальной камеры, ноги отказались ей служить.
– Мэри! Мы немедленно высылаем к вам охрану! Мэри!
Джонсон сделала еще один шаг, пошатнулась и осела на пол, увлекаемая вниз непреодолимой силой. Сначала она приняла сидячее положение, потом опрокинулась на спину и неподвижно замерла у самой двери.
Именно здесь ее и нашли прибывшие через восемь минут охранники: в полном сознании, с широко открытыми глазами, из которых неудержимо катились слезы.
Капитан отдела по расследованию убийств Лаура Хейворд прибыла на место преступления только после того, как оно было тщательно осмотрено. Она предпочитала поступать именно таким образом. Пройдя все ступени работы в отделе, Лаура прекрасно знала, что самое последнее, в чем нуждаются детективы, осматривающие место преступления, – это в понуканиях капитана, дышащего им в затылок.
У входа в Египетскую галерею, где было установлено заграждение, она прошла через скопление полицейских и сотрудников службы безопасности музея, разговаривающих тихо, как на похоронах. В толпе Лаура заметила начальника службы безопасности Джека Манетти и кивком предложила ему следовать за ней. Подойдя к двери, ведущей в гробницу, она остановилась и, вдохнув спертый пыльный воздух, постаралась сосредоточиться.
– Кто находился здесь прошлой ночью, мистер Манетти? – спросила она.
– У меня есть список всех сотрудников музея и временно нанятых специалистов, которые могли здесь находиться. Их не так уж много, и все они, похоже, уходя, прошли через пост охраны, за исключением двух человек – жертвы и до сих пор не найденного Джея Липпера.
Хейворд кивнула и продолжила путь, стараясь запомнить расположение камер, лестниц и переходов и мысленно создавая их трехмерное изображение. Через несколько минут она вошла в большую комнату с колоннами и быстро окинула взглядом столы с громоздившимся на них компьютерным оборудованием, коробки из-под пиццы, тянущиеся во все стороны кабели и провода. Все предметы теперь являлись вещественными доказательствами и были снабжены специальными ярлыками.
Поздоровавшийся с Лаурой сержант был старше ее лет на десять. Его звали Эдди Висконти, и он считался вполне компетентным. У него был открытый взгляд, одевался он довольно аккуратно и казался предупредительным – но до определенного предела. Лаура знала, что кое-кто из офицеров неохотно подчинялся женщине, особенно если та была моложе и в два раза образованнее. Висконти, похоже, не относился к их числу.
– Вы прибыли сюда первым, сержант?
– Да, мадам. Я и мой напарник.
– Хорошо. Доложите обстановку.
– Допоздна здесь вчера работали двое – Джей Липпер и Теодор де Мео. Они задерживались на работе всю неделю, поскольку выставку необходимо была открыть в намеченный срок.
Лаура повернулась к Манетти.
– Когда должна открыться выставка?
– Через восемь дней.
– Продолжайте.
– Де Мео вышел, чтобы купить пиццу, оставив Липпера одного. Мы навели справки в пиццерии…