– Мы знакомы, – перебила его Лаура, устремив на него твердый взгляд фиалковых глаз.
Капитан полиции была на удивление молодой и привлекательной, и Коллопи невольно подумал, что, возможно, ее продвижение по служебной лестнице объяснялось не столько ее компетентностью, сколько реализацией программы позитивных действий, направленной на ликвидацию расовой и половой дискриминации, но, взглянув ей в глаза, тут же усомнился в правильности своего вывода.
– Я бы хотела поговорить с вами наедине, доктор Коллопи, – сказала Лаура.
– Разумеется.
* * *
После того как все покинули кабинет и дверь закрылась – последним вышел Мензис, – Коллопи повернулся к Лауре:
– Не хотите ли присесть, капитан?
Поколебавшись долю секунды, Хейворд кивнула:
– Пожалуй.
Лаура уселась в кресло, и Коллопи обратил внимание, что она бледна и выглядит очень уставшей, тем не менее ее ярко-голубые глаза казались такими же яркими, как всегда.
– Чем могу вам помочь, капитан? – спросил он.
Лаура достала из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.
– Я получила результаты вскрытия Уичерли.
Коллопи удивленно поднял брови:
– Вскрытия? Разве в его смерти было что-то загадочное?
Вместо ответа она положила перед ним еще один лист.
– А это результаты медицинского обследования Липпера. Вывод такой: у обоих произошло внезапное и совершенно идентичное повреждение вентромедиальной области коры головного мозга.
– В самом деле?
– Да. Другими словами, они оба лишились рассудка при одних и тех же обстоятельствах. Повреждение головного мозга привело к развитию у них внезапного острого психоза.
Холодок пробежал по спине Коллопи. Случилось как раз то, что они отрицали, – преступления оказались связанными между собой. И это означало конец.
– Мы полагаем, что причиной произошедшего могло стать какое-то внешнее явление – внутри гробницы Сенефа или в непосредственной близости от нее.
– Гробницы? Почему вы пришли к такому выводу?
– Потому что именно в ней оба побывали незадолго до появления у них этих симптомов.
Коллопи с трудом проглотил вдруг вставший в горле ком.
– Поразительное известие.
– Патологоанатом считает, что причиной могло быть что угодно: электрический шок, яд, испарения или нарушение работы вентиляционной системы, а также неизвестные вирусы или бактерии… Мы точно не знаем. Кстати, это конфиденциальная информация.
– Спасибо и на этом. – Коллопи чувствовал, как холод расползается по всему его телу. Если об этом станет известно, их заявление будет поставлено под сомнение и все, над чем они столько работали, пойдет псу под хвост.
– Я получила эту информацию два часа назад и сразу же отправила в гробницу группу судебных токсикологов, но они пока ничего не обнаружили. Правда, работа только началась.
– Все это очень неприятно, капитан, – наконец ответил Коллопи. – Может ли музей чем-то помочь?
– За этим я и пришла. Я прошу вас отложить открытие выставки до тех пор, пока мы не установим источник опасности.
Именно этого Коллопи и боялся больше всего, тем не менее сумел принять удар.
– Простите, капитан, – твердо произнес он, – но мне кажется, вы сделали два поспешных вывода. Первый – то, что повреждение мозга произошло из-за токсина, и второй – что этот токсин находится в гробнице. На самом деле причиной могло быть что угодно, и случиться это могло где угодно.
– Не спорю.
– К тому же вы забываете, что другие люди – а их очень много – провели в гробнице гораздо больше времени, чем Липпер и Уичерли. Но у них-то нет никаких симптомов.
– Я этого не забыла, доктор Коллопи.
– Как бы то ни было, до открытия остается еще четыре дня. Уверен, этого времени хватит, чтобы как следует все проверить.
– Я хочу исключить любые случайности.
Коллопи глубоко вздохнул:
– Я понимаю, о чем вы говорите, капитан, но вся проблема в том, что мы не можем отложить открытие. Мы потратили миллионы. Менее чем через час сюда явится новый египтолог, специально прибывший в музей из Италии. Уже разосланы приглашения и получены подтверждения, заказаны продукты, наняты музыканты – почти все готово. Отменив все это, мы потеряем огромные деньги. А город истолкует это так, что мы испугались, поддались давлению, что музей – опасное для посещений место. Я не могу этого допустить.
– Должна сказать вам кое-что еще. У меня есть подозрения, что Диоген Пендергаст – человек, напавший на Марго Грин и похитивший коллекцию алмазов, – находится в музее под видом одного из сотрудников. Скорее всего хранителя.
Коллопи изумленно посмотрел на нее:
– Что?
– Я также считаю, что этот человек имеет какое-то отношение к произошедшему с Липпером и Уичерли.
– Это очень серьезные обвинения. Кого именно вы подозреваете?
Немного помедлив, Хейворд призналась:
– Пока никого. Я попросила мистера Манетти как следует изучить личные дела – естественно, не сказав, с какой целью, – но никаких сведений о криминальном прошлом или других подозрительных фактов не обнаружилось.
– Вполне естественно. У наших сотрудников безупречная репутация, особенно у кураторского состава. Я воспринимаю эти ваши домыслы как личное оскорбление, и они никак не повлияют на мою точку зрения относительно открытия выставки. Перенос его сроков будет пагубным для музея, абсолютно пагубным.
Хейворд внимательно посмотрела на Коллопи. Ее взгляд был усталым, но все же не потерявшим остроты, в глазах читалась грусть, словно она предвидела этот ответ.
– Если вы не отложите открытие, то тем самым подвергнете риску множество жизней, – тихо сказала она и добавила: – Я буду вынуждена настаивать на своем решении.
– Значит, наш разговор зашел в тупик, – просто ответил Коллопи.
Хейворд поднялась.
– Мы еще вернемся к нему.
– Возможно, капитан. Но решение будет приниматься на более высоком уровне.
Лаура кивнула и, не сказав больше ни слова, вышла из кабинета. Коллопи подождал, пока дверь за ней закроется. Им обоим было известно, что последнее слово останется за мэром, но Коллопи к тому же отлично знал, каким оно будет.
Мэр Нью-Йорка больше всего на свете любил посещать торжественные мероприятия и никогда не упускал возможности выступить с речью.
Дорис Грин остановилась перед открытой дверью палаты интенсивной терапии. Послеполуденный свет проникал через неплотно зашторенные окна, отбрасывая умиротворяющие полосы света и тени на постель ее дочери. Взгляд Дорис скользнул по издававшим тихое попискивание и равномерное гудение медицинским приборам и остановился на лице Марго. Оно было бледным и осунувшимся, на лоб и щеку упала прядь волос. Дорис подошла к кровати и осторожно поправила ее волосы.