Малоун видел, что Кассиопея не согласна с ним.
— В старом манускрипте как раз и говорилось о наследии Александра, — произнесла она. — О том, что произошло после его смерти на самом деле.
— Мы знаем, что произошло, — упрямился Малоун. — Его империя стала добычей его диадохов, и они прятали друг от друга его тело. Существует множество различных повествований относительно того, как каждый из них пытался перехватить погребальный кортеж, желая заполучить тело императора в качестве символа своей власти. Именно поэтому тело забальзамировали. Греки всегда сжигали своих усопших, но только не Александра. Его тело должно было оставаться видимым и осязаемым.
— Да, именно это, как следует из манускрипта, происходило в тот период, когда Александр умер в Вавилоне и его тело в конце концов перевезли обратно на запад, — сказала Кассиопея. — Затем прошел год. Год, имевший огромное значение для слоновьих медальонов.
Наступившее в комнате молчание нарушил негромкий звонок. Торвальдсен достал из кармана сотовый телефон и ответил на вызов. Это было очень необычно. Торвальдсен терпеть не мог эти игрушки и ненавидел, когда кто-то разговаривал по сотовому в его присутствии.
Малоун перевел взгляд на Кассиопею и спросил:
— Это так важно?
— Мы ждали этого звонка, — ответила женщина.
Ее лицо оставалось все таким же угрюмым.
— Ты сегодня весела, как канарейка, — иронично хмыкнул Малоун.
— Тебе будет сложно в это поверить, Коттон, но я тоже живая, и ничто человеческое мне не чуждо.
Его удивил едкий тон Кассиопеи. Во время ее приезда на Рождество они провели несколько приятных вечеров в Кристиангаде, поместье Торвальдсена, расположенном на морском побережье к северу от Копенгагена. Малоун даже преподнес ей подарок — редкое издание семнадцатого века об инженерном искусстве Средних веков. Во Франции она возводила замок — камень за камнем, используя материалы, механизмы и технологию, применявшиеся семьсот лет назад. Они договорились, что весной Малоун нанесет ей визит и заодно посмотрит, как продвигается строительство.
Торвальдсен закончил разговор.
— Это был один из воров, ограбивших музей.
— Откуда он узнал твой номер? — спросил Малоун.
— Я велел выгравировать его на медальоне. Мне хотелось дать им понять, что мы ждем. Я сказал ему, что, если он хочет заполучить настоящую декадрахму, ему придется купить ее.
— Возможно, вместо этого он просто попытается убить тебя.
— На это мы и надеемся.
— И как же ты собираешься помешать этому?
С каменным лицом Кассиопея шагнула вперед.
— Вот тут в игру и вступаешь ты.
Виктор положил телефонную трубку. Рафаэль, стоя у окна, слышал весь разговор.
— Он хочет встретиться с нами в три часа. — Виктор вертел в руке слоновий медальон. — Они знали, что мы за ним придем. Но до чего же мастерски выполнена подделка! Сделавший ее фальшивомонетчик — просто гений!
— Наверное, мы должны доложить об этом?
Виктор не мог с этим согласиться. Верховный министр Зовастина поручила эту миссию ему, поскольку он являлся самым доверенным ее лицом. Тридцать человек охраняли ее денно и нощно. Ее Священный отряд. Названная в честь знаменитого Священного отряда из Фив — отборного греческого подразделения, полегшего под копьями воинов царя Филиппа Македонского и его сына Александра, — гвардия верховного министра была и сформирована по тому же принципу. Виктор слышал, как об этом рассказывала сама Зовастина. Отвага Священного отряда произвела на македонян столь сильное впечатление, что в память о нем был возведен монумент, который до сих пор сохранился в Греции.
Придя к власти, Зовастина с энтузиазмом взялась за создание собственной гвардии, построив ее по образу и подобию Священного отряда. Ее первым рекрутом стал Виктор, и уже он подобрал двадцать девять остальных, включая Рафаэля, итальянца, которого он нашел в Болгарии — работающим на службу безопасности этой страны.
— Разве мы не обязаны позвонить в Самарканд? — вновь спросил Рафаэль.
Виктор посмотрел на своего молодого спутника. Непоседливая, беспокойная душа. Рафаэль полюбился Виктору, и именно поэтому ему прощались ошибки, которые для других стали бы роковыми. Как, например, то, что он пристукнул того мужчину в музее. Впрочем, может быть, в конечном итоге это не было ошибкой.
— Мы не можем звонить, — негромко произнес Виктор.
— Если об этом станет известно, она нас убьет.
— Значит, мы не должны позволить, чтобы об этом стало известно. До сих пор у нас все получалось.
Так оно и было. Четыре похищения, все — из частных коллекций, хозяева которых, к счастью, либо держали свои сокровища в хлипких сейфах, либо — еще более легкомысленно — выставляли их напоказ. Следы они заметали с помощью умело организованных пожаров, так что об их участии в похищениях узнать никто не мог.
Или все же мог?
Человек, с которым он только что говорил по телефону, похоже, знал о том, что они делают и какую цель преследуют.
— Мы сами решим эту проблему, — решительно заявил он.
— Ты боишься, что она обвинит меня?
Виктор почувствовал, что у него перехватило горло.
— На самом деле я боюсь, что она обвинит нас обоих.
— Мне неловко, Виктор. Ты так нянчишься со мной, — с виноватым видом проговорил Рафаэль.
Виктор постучал пальцем по медальону.
— От этих штуковин одни только неприятности.
— Для чего они ей понадобились?
Виктор недоуменно покачал головой.
— Она не из тех, кто объясняет свои поступки, но то, что они ей очень нужны, это точно.
— А я кое-что подслушал, — интригующим тоном сообщил Рафаэль.
— И где же ты подслушал это «кое-что»?
— Когда проходил инструктаж перед тем, как заступить на смену. На прошлой неделе, прямо перед нашим отъездом.
Все они посменно выступали в роли личных телохранителей Зовастиной и свято соблюдали одно железное правило: ничто из того, что они видят и слышат, не имеет для них никакого значения. Но тут был особый случай.
— Рассказывай, — велел Виктор.
— Она строит планы.
Виктор подбросил на ладони медальон.
— И какое отношение имеют к ним эти монеты?
— Она говорила с кем-то по телефону и сказала, что имеют. То, что поручено нам, поможет предотвратить какую-то проблему. — Рафаэль помолчал, а затем добавил: — Ее амбиции беспредельны.
— Но она столь многого достигла. Она сделала то, что не по плечу никому другому. Жизнь в Центральной Азии наконец-то наладилась.