Мы ехали так долго, что у меня возникло ощущение, что мы скоро будем в Испании, — на самом же деле мы преодолели не более нескольких миль. И тут я испытал настоящее потрясение. Пока я лежал и радовался, что моя боль с каждой минутой слабеет, неожиданно до меня донесся голос — но я почти сразу понял, что слова произнесены не вслух.
«Капитан Хоторн, сэр… пожалуйста, сэр… вы передадите моей жене письмо, лежащее в моем сапоге? Прошу вас, расскажите Саре, что я умирал со словами любви к ней».
— Как тебя зовут и откуда тебе известно мое имя? — испуганно спросил я.
Солдат, шагающий рядом с повозкой, превозносил достоинства Призрака, но мои слова заставили его с сочувствием посмотреть на меня.
— Бейкер, сэр. Сержант Томас Бейкер. И вы назвались, когда мы нашли вас, точнее, этот замечательный парнишка — его ведь зовут Призрак? — привел нас к вам. Отдыхайте, капитан Хоторн. Мы вас мигом починим, не беспокойтесь.
Но стоило ему замолчать, как я снова услышал голос в своем сознании:
«Извините, сэр. Я не понимал, что вы новичок. Рядовой Уильям Мейкинс. Вам больше не нужно говорить вслух, сэр. Я слышу вас так же хорошо, как вы меня».
И Мейкинс, казавшийся совершенно спокойным и умиротворенным, продолжал рассказывать, что он родился в деревушке, название которой я сразу же узнал, поскольку она находилась неподалеку от моего дома. Он объяснил, как найти его жену. И еще, что благодарен мне за то, что я согласился стать Посланником.
«Посланником?» — безмолвно спросил я.
«Да, сэр. Вы тот, кто приходит к умирающим, чтобы мы могли передать вам слова, которые никогда не услышали бы те, кого мы любим. Пройдет время, и вы овладеете способностью помогать нам еще лучше. И вы должны знать, сэр, что приносите нам огромное облегчение. Вас будут звать к нам, и мы получим то, на что даже не смели надеяться. Вы делаете доброе дело, сэр. Никогда не забывайте об этом, когда ваша работа станет тяжкой для вас, а я не сомневаюсь, что так оно и будет. Да благословит вас Бог, сэр», — закончил он и умер.
— Сержант Бейкер, — слабым голосом проговорил я, — мне кажется, что рядовой Мейкинс…
Он посмотрел на него и вздохнул.
— Так вы говорите, его звали Мейкинс? Вы уверены? Вероятно, не следовало его брать, но мне показалось, что он может выжить. Он не из вашей части. Вы знали его до войны, сэр?
— Он жил рядом со мной.
— Мы почти доехали до полевого госпиталя, капитан. И если вы можете еще немного потерпеть…
— Я три дня лежал среди мертвецов, сержант. И соседство с беднягой Мейкинсом меня не тревожит.
Я провел несколько недель в том месте, куда меня доставили, хотя мне потребовалась всего пара дней, чтобы избавиться от лихорадки и сравнительно легких ранений — так посчитали те, кто меня нашел. К тому времени, когда я покинул деревню, Мейкинс был одним из почти сотни умирающих, которых мне пришлось выслушать. Я начал записывать их фамилии, имена любимых и произнесенные ими слова. Я стал очень известен среди тех, кто ухаживал за ранеными, ведь после общения со мной несчастные успокаивались, и я всегда был готов передать несколько слов их семьям.
Я написал в Брюссель тому человеку, чей адрес оставил мне лорд Варре, и сообщил, что пока буду оставаться в этой деревне, но прибуду к нему, как только у меня появится такая возможность. Он прислал ко мне курьера с крупной суммой денег в разных валютах и записку с обещанием оказать дополнительную помощь в дальнейшем.
Я использовал часть первой порции денег — те, что меня окружали, сочли ее чрезмерной, — чтобы заказать специальный гроб. Когда-то я видел нечто похожее на похоронах богатого купца. Гроб был сделан из железа. Останки рядового Уильяма Мейкинса, которые до сих не были похоронены, а таких оставалось немало, я уложил внутрь, залил алкоголем и запечатал. Мне рассказали, что таким образом лучше всего сохранить покойника. Я планировал вернуть тело рядового Мейкинса в Англию. И хотя ничто не могло поколебать хорошего отношения ко мне со стороны персонала госпиталя, посчитавшего мой поступок благородным, я не сомневался, что остальные принимали меня за безумца.
Впрочем, никто не пытался говорить мне что-то в глаза.
Но если бы кто-то осмелился так поступить, я бы всецело согласился. В то время я не верил в обещание лорда Варре о долгой жизни, прекрасном самочувствии и молодости, несмотря на то что мои раны затянулись с невероятной быстротой. Очень скоро я избавился от лихорадки и жара, хотя они и теперь возвращаются, чтобы атаковать меня в течение нескольких часов; постепенно мне удалось полностью восстановить прежнее здоровье. Тогда я убедил себя, что лихорадка послужила причиной видений, а на самом деле я не получил таких серьезных ранений, как мне казалось. Тем не менее со мной произошло нечто необычное, и я не мог отрицать существования удивительных вещей.
Честно говоря, в основном те дни были заполнены ужасом, и если бы не Призрак, чье присутствие всегда успокаивало меня, и советы умирающих, я наверняка сошел бы с ума. В первые недели, вопреки тому, во что верил персонал госпиталя, именно умирающие служили для меня источником утешения. Те мгновения, которые я проводил с ними, их откровенность и безмятежность оказывали на меня благотворное влияние. Именно их искренняя забота позволила мне привыкнуть к моим новым обязанностям. А для того чтобы отблагодарить их, достаточно было написать письмо семье или отправить последнее «прости» другу. В те моменты, когда у меня появлялось свободное время, я старался помогать тем, кто не был близок к смерти, приносил им воду, читал вслух, писал послания домой за тех, чьи ранения или неграмотность не позволяли сделать это самостоятельно.
Я связался с братом, который считал меня погибшим, — те, кто видел, как я был сражен в бою, сообщили ему горестную весть. Его ответ был очень трогательным, брат просил меня скорее вернуться домой. Я отложил его письмо в сторону. С армией меня больше ничего не связывало, но моя искренняя вера в способность общения с людьми, находящимися без сознания, могла привести меня в сумасшедший дом.
Во время одного из посещений госпиталя я обрел слугу. Еще до войны Меррит заботился о молодом лейтенанте, который сейчас умирал от страшного сабельного удара. Меррит был его денщиком на Пиренейском полуострове и вместе с ним вернулся на континент, когда Наполеон сбежал с острова Эльба. Спокойный и уравновешенный человек, Меррит с искренним усердием ухаживал за своим раненым господином.
Однажды вечером я обещал посидеть с лейтенантом, чтобы денщик мог несколько часов поспать. Меррит отказался, убежденный, что хозяин не переживет этой ночи.
Денщик оказался прав, и когда приближались последние мгновения жизни лейтенанта, я почувствовал хорошо знакомую тягу, влекущую меня к умирающему. Я взял раненого за руку.
«Вы можете доверять Мерриту, — сказал он. — Пусть он узнает, что вы можете меня слышать».
«Нет, благодарю вас. Он либо сочтет меня безумцем, либо я ужасно напугаю его».