Однако за кажущимся спокойствием бурлили страсти. Знатные семейства, соперники дома Медичи, только и ждали следующего случая.
Может быть, поэтому Великолепный сразу принял его в круг близких друзей. Он увидел в нем человека, абсолютно чуждого всем городским распрям. Юношу влекла такая жажда познания и тяга к прекрасному, что в его душе не оставалось места для других, не столь благородных устремлений. Лоренцо, который родился и рисковал умереть в кипении страстей, был нужен именно такой человек.
А может быть, все решил их разговор при первой встрече, когда выяснилось, что оба обожают античное искусство.
Вдали появились бастионы ворот аль Прато [13] . Джованни снова с удивлением подумал, насколько все-таки случай правит миром. Он вспомнил детство, прошедшее в замке Мирандола среди друзей отца, блестящих военных, и гуманитариев, которых приглашала мать. Его выбор вопреки семейной традиции пал на ремесло не воина, а литератора, точнее, художника и скульптора. Пико мечтал об этом еще мальчишкой и всегда завороженно замирал перед величием фресок.
Лукреций был прав: только случай дает одной и той же руке силу создавать формы жизни и разрушать их.
Миновав ворота Прато, он вернулся мыслями к цели своего путешествия. Гостиница мастро Оливеротто возвышалась впереди, примерно в тысяче шагов. Этого расстояния вполне хватало для того, чтобы усыпить бдительность таможенного поста. В темноте начали проступать очертания высокого кирпичного здания, стоявшего у дороги. Наверное, это были развалины старой римской виллы. Вокруг стали появляться новые, более приземистые строения, соединенные между собой каменными стенками и палисадами, и постепенно образовалось что-то вроде маленького предместья. Идеальное место для тех, кому есть что скрывать. Из-за закрытых ставней не доносилось ни звука, словно ангел тишины простер над домами свое крыло. Был момент, когда Пико испугался, что постояльцев скосил мор или они все по какой-то загадочной причине уехали.
Неожиданно в неестественной тишине раздался серебристый смех, за ним — сиплый пьяный хохот и поток проклятий. Тишина взорвалась разудалой песней, но тут же, как на сцене балагана, все пошло по обычному сценарию, и мир вернулся на круги своя.
Пико сделал своим спутникам знак следовать за ним к самому большому строению. Дверь была распахнута, словно приглашая войти. За ней открылась просторная комната с кухней, где в камине еще краснели вчерашние угольки. Комната была уставлена длинными столами. Возле чанов с вином дремали двое молодых прислужников. Они так отяжелели от вина и хлеба, полученных на ужин, что едва пошевелились, когда Пико и его спутники тихо прошли мимо них к лестнице в глубине комнаты. Над их головами к дощатому потолку крепилась целая сеть веревок, с которых свешивались матерчатые переборки, разделявшие помещение под крышей на множество спален.
Из-за переборок слышалось то тяжелое сонное дыхание, прерываемое вскриками ночных кошмаров, то легкий смешок и любовная возня. Повсюду на полу, на грязных матрасах, виднелись силуэты слуг, намаявшихся за день. Пространство в глубине помещения было отгорожено деревянной переборкой и, видимо, предназначалось для хозяина.
Вход закрывала дверь. Пико решительно дернул за веревку, щеколда пошла вверх, и дверь открылась. На кровати, тесно прижавшись друг к другу, лежали два тела. Тело постарше рывком село на постели, и рядом высунулась курчавая голова младшего, в глазах которого все еще светилось сладострастие. Оба с тревогой уставились на стражников в форме дома Медичи.
— Кто вы? Что вам надо? — только и смог выдавить из себя Оливеротто, раздраженно лягая ногой мальчишку и пытаясь спихнуть его с постели.
— Трактирщик, Лоренцо де Медичи просит оказать ему любезность, — отчеканил Пико, невозмутимо оглядев сцену.
— Что… Лоренцо? Что он желает от своего покорного слуги? Я ухаживаю за этим юношей, который уже несколько дней болен. Но нет того, что я не сделал бы для великого правителя Флоренции даже в этот ночной час!
— Просился ли на постой некий Фульдженте Морра из Рима?
— Морра? Да, есть чужестранец с таким именем. Судя по багажу, он художник. А почему вы его разыскиваете?
— Скажи мне, где он, — приказал Пико, не отвечая на вопрос.
— Там, в старом сенном сарае. Он снял его целиком для завершения каких-то работ. Остановился на месяц. Человек спокойный, платит исправно, девиц не запрашивает, никаких признаков болезней на нем нет…
— Он сейчас у себя? — перебил Пико.
— Не знаю. Я его не видел с самого приезда. Уже несколько дней. Питается этот Морра не у меня, и не думаю, что часто выходит…
— Проводи нас к нему. Сер Лоренцо желает с ним поговорить. — Пико поднял с пола штаны и бросил их трактирщику.
Тот начал быстро одеваться, стараясь не глядеть на испуганного голого мальчишку, сжавшегося в ногах кровати. Оливеротто двигался с осмотрительной осторожностью кота, который стремится закопать за собой «грехи». Он быстро развел огонь в камине и зажег фитиль фонаря, все время рассыпаясь в уверениях, что тотчас же выполнит все пожелания Великолепного.
Пико был уверен, что на самом деле трактирщик хочет максимально отодвинуться от собственного позора. Однако стражников Великолепного это не особенно смущало. Поскольку во Флоренции содомский грех карался смертью, Оливеротто, конечно, нервничал, но совсем не как человек, над шеей которого уже повисла веревка. Он был из рода Паллески, принадлежавшего к партии Лоренцо, и это давало ему определенные преимущества.
Они пересекли внутренний дворик с земляным полом и подошли к одному из домов, окружавших двор. Оливеротто назвал его старым сенным сараем, и, наверное, первоначально так оно и было. Высокая, как церковь, постройка, с крышей, покрытой засохшими ветками плюща, имела только один вход. Пико удостоверился в этом, быстро обойдя дом вокруг. Если внутри находился человек, то возможности бежать у него не было.
Засов сопротивлялся нажиму, словно его что-то удерживало изнутри. Пико с силой постучал в дверь.
— Морра, откройте! Я пришел от Лоренцо де Медичи! — громко крикнул он.
Приказ не возымел никакого действия. Джованни снова стал стучать, на этот раз громче. Не может быть, чтобы тот, кто находился внутри, не услышал такого грохота, даже если очень крепко спал.
— Ломайте дверь! — приказал он стражникам.
Те быстро огляделись вокруг. Неподалеку валялось массивное деревянное вьючное седло мула, которое, должно быть, оставил какой-то торговец. Стражники подняли его и, действуя им как стенобитным орудием, начали выламывать дверь. После двух ударов старые петли поддались, а после третьего дверь с треском распахнулась.