Book.

Крипта сотряслась от выстрела, дверь зашаталась. Пико задохнулся в облаке едкого беловатого дыма и закашлялся. Подождав несколько мгновений, пока дым рассеется, он снова изо всех сил ударил по двери. Пуля пробила дыру в обшивке как раз на уровне внешнего засова. Он пока не поддавался, но выстрел выбил одно из креплений, и юноша почувствовал, что дверь шатается. Он нажал еще, и в двери медленно, со скрипом открылась щель, в которую можно было пролезть.

Пико схватил факел, который сразу вспыхнул на свежем воздухе, и бросился в галерею, ведущую в колонну.

Покои Ватикана

Папа с помощью камерария заканчивал одеваться. В двери показался личный секретарь.

— Ваше святейшество, вице-канцлер просит аудиенции. Он хочет…

Закончить фразу он не успел: его грубо отпихнула какая-то массивная фигура, возникшая за спиной. Сикст водрузил на голову красный камауро [79] и протянул вошедшему руку для поцелуя.

— Простите мое вторжение, ваше святейшество, но есть кое-какие сведения. Вам лучше бы это знать, — сказал гость, с трудом поднимаясь с колен.

— Родриго, почему ты являешься именно в такой момент, когда мы можем хоть чуть-чуть отдохнуть от наших трудов? На этот раз я побился об заклад с епископом Орвьето на его доходы, что победит наша Нерина. И я вовсе не собираюсь лишаться удовольствия посмотреть, как разозлится этот старый сводник, когда поймет, что вся арендная плата, предназначавшаяся ему, испарилась.

— Так вы решились пойти в палаццо деи Венециани?

— Эскорт уже ждет меня перед замком. Ты позаботился о том, чтобы расчистили Папскую дорогу?

— Вся чернь собралась у ворот Фламиния. Город практически пуст, так что вы не встретите никаких препятствий. Опасность кроется не здесь.

— О какой опасности ты говоришь? — встревоженно спросил Папа. — Это праздничная ночь, ночь закрытия карнавала. Чего нам бояться? Козней какого-нибудь разбушевавшегося горожанина, разгоряченного вином и похотью? Если путь свободен, то стены защитят нас не хуже крепостных, когда мы будем во дворце. Это порождение скалы Колизея выстроено надежно.

— И все же я волнуюсь, ваше святейшество. Когда имеешь дело с тлеющим пламенем, его языки всегда вырвутся из очага там, где их никто не ждал. И на этот раз каменные стены могут вас не защитить.

— Что же нам тогда делать?

— У меня есть идея. Дайте мне ваше святое согласие, и маленькая потеря превратится в большое приобретение.

— Что еще за приобретение?

— Жизнь, — прикрыв глаза, ответил Борджа.

За пределами колоты Траяна

Пико, задыхаясь, вышел на улицу. Над его головой возвышалась колонна Траяна, освещенная полной луной. Он снова поднялся на разрушенную внешнюю стену, которая некогда поддерживала фундамент храма, и остановился, полной грудью вдыхая ночной воздух и стараясь побороть тошноту от едкого дыма.

Колени у него подгибались, лоб на прохладном воздухе покрылся ледяным потом. Он вспомнил слова Франческо и незнакомки. Они собирались убить Папу. Замок Сант-Анджело!

Юноша огляделся. Кратчайший путь к замку лежал по берегу реки, вниз по Папской улице до улицы Банки Векки. С усилием выпрямившись, он успел сделать всего несколько шагов по направлению к пьяцце деи Венециани, как увидел вдалеке, у Капитолийского холма, колонну вооруженных людей, спешащих в том же направлении.

Он молниеносно прыгнул под прикрытие стенки, чтобы обдумать и оценить ситуацию.

Если кардинал Борджа стягивает туда военные силы, значит, замысел заговорщиков каким-то образом раскрыт и властям стало ясно, что их цель — замок Сант-Анджело. Неужели безумная затея все-таки осуществится?

Пико разрывали противоречия. Незнакомка и все ее приближенные создавали колоссальную фреску, где фигуры рисовались не кистью, а лезвием кинжала. И теперь ему надо выбирать, будет ли он зрителем или художником.

Его не волновали судьбы Папы и обитателей Рима. Он мог уехать во Флоренцию с доказательствами того, что чудес не существует. Но пройдет время, и что он скажет себе, вспоминая эти события? Что он сбежал?

Пока он ждал, когда пройдут военные, все случившееся проходило у него перед глазами в ритме их четкого шага. Падали в бесконечность атомы, и нескончаемый цикл их столкновений и удалений друг от друга привел к тому, что он оказался здесь. И что же, теперь он выйдет из игры, переменит позицию на инерцию покоя и променяет красоту, что мчится впереди с развевающимися на ветру золотыми прядями, на собственное спасение? Как он сможет заглянуть в колодец на свое отражение, если бросит ее одну?

Пико выскочил из укрытия. Прямой путь был перекрыт, и ему пришлось выйти к реке севернее, со стороны Марсова поля. В этот час площадь Санти-Апостоли перед дворцом кардинала Риарио пустовала. В окнах ни огонька, словно обитатели покинули здание. Отсюда улица шла на север, параллельно Корсо. Слева доносился шум толпы: карнавал вошел в заключительную стадию празднеств и шествий.

А это говорило о том, что остальные улицы, скорее всего, свободны. Туда Джованни и устремился, петляя по темным переулкам, пока не оказался невдалеке от колонны Антония. Отсюда было близко до берега реки перед замком Сант-Анджело. Пико довольно быстро туда добрался, вскарабкавшись на гору Цитаторий.

На площади перед колонной Антония он снова остановился. Выход на Корсо и здесь был оцеплен вооруженными людьми в форме гвардии Борджа. На первый взгляд солдаты следили за порядком в толпе, которая змеилась вдоль высоких тротуаров.

Пико прошел дальше, чтобы миновать оцепление и выйти к воротам дель Пополо. Но путь ему преградила каменная стенка вокруг виноградника, а дальше возвышался силуэт освещенного луной монастыря. Тогда он решил свернуть налево и выйти к реке выше, а потом спуститься к замку Сант-Анджело. Это удлиняло путь, зато позволяло по боковым улочкам обойти скопления народа и не наткнуться на патруль папских гвардейцев.

Казалось, что весь Рим собрался именно в этой части города. Повсюду слышались шутки, смешки и взаимные подначивания. Одни горожане были одеты скромно, как обычно, другие щеголяли в роскошных масках, выходивших за рамки их бедной жизни, и напоминали то картину в алтарной нише, то сказителя в балахоне, то карточную фигуру.

Ведьмы и призраки, монахи и палачи, императоры и епископы прыгали, вопили на все голоса и кружились в гротесковом хороводе, как бывает на сельском кладбище в день Матушки Смерти. Это веселье, начисто лишенное настоящего удовольствия, выглядело трагической пародией на праздники, подсмотренные у богачей. Так прыгать и плясать на ледяном ветру, посреди улицы, можно лишь с отчаяния.