— Если я стану орать, это поможет мне быстрее оказаться рядом со своей машиной?
— Не исключено. Однако вы не попросили нас позвонить вашему отцу. И не пригрозили мне, что он пустит в ход свои связи.
Я съел еще одно печенье. Он наблюдал, как я отдираю верхнюю половинку, а затем проследил до конца весь неспешный ритуал с «Орео». Когда я закончил, он пододвинул ко мне поближе стакан с водой.
— Мистер Леджер, причина, по которой я устроил вам сегодня встречу с агентами ФБР, в том, что я желаю знать: действительно ли вы хотите быть одним из них?
— В смысле?
— Когда вы задумываетесь о своем будущем, видите ли вы себя изучающим с серьезным видом банковские счета или просматривающим компьютерные записи в надежде прищучить раз в четыре месяца какого-нибудь нехорошего парня?
— Там платят лучше, чем копам.
— Но вы могли бы открыть школу карате и получать в три раза больше.
— Джиу-джитсу.
Черч улыбнулся так, будто заработал очко в свою пользу, и я понял, что он специально оговорился, чтобы я поправил его из тщеславия. Хитрый гад.
— Так вот, скажите откровенно, это тот тип агента, каким вы хотите стать?
— Если у вас имеется альтернативное предложение, перестаньте пудрить мне мозги и выкладывайте его.
— Что ж, справедливо, мистер Леджер, — он отхлебнул воды. — ОВН собирается предложить вам работу.
— Гм… с чего бы? Не военному? Не ученому?
— Это не имеет значения. Ученых у нас полно. Военными мы называемся только для пущей убедительности. Нет, работа будет связана с тем, что вы делаете хорошо. Расследования, задержания, время от времени вылазки вроде той, что была на складе.
— Вы федерал, значит, речь идет о борьбе с терроризмом?
Он откинулся на спинку стула и сложил на коленях свои большие руки.
— «Терроризм» — интересно звучит. Террор… — Он смаковал слово. — Мистер Леджер, мы сильно озабочены тем, чтобы остановить террор. Нашей стране угрожает нечто более серьезное, чем все, о чем до сих пор писали в газетах.
— «До сих пор».
— Мы — когда я говорю «мы», я имею в виду своих коллег из секретных агентств — предотвратили раз в пятьдесят больше опасных случаев, чем вы в силах поверить. Чем только нам не угрожали, начиная от чемоданчиков с ядерными бомбами до радикальных технологий биологического оружия.
— Ура нашей команде!
— Мы также работали над уточнением определения терроризма. Религиозный фундаментализм и политический идеализм на самом деле играют, в общем и целом, куда менее важную роль, чем большинство людей во всем мире — включая глав государств, дружеских и нет, — полагает. — Он на миг поднял на меня глаза. — Что, по-вашему, является самым значимым скрытым мотивом для всей этой международной возни, терроризма, войн, интолерантности… на данный момент?
Я пожал плечами.
— Спросите любого копа, и он вам ответит, — сказал я. — В конце концов, все сводится к деньгам.
Он ничего не ответил, но я почувствовал, как переменилось его отношение ко мне. Тень улыбки тронула его губы.
Я сказал:
— Мне кажется, мы находимся довольно далеко от Балтимора. Зачем вы привезли меня сюда? Что во мне такого особенного?
— О, не льстите себе, мистер Леджер, собеседование проходили и другие кандидаты.
— Ну и где же они все? Вы позволили им вернуться обратно на пляж?
— Нет, мистер Леджер, не совсем так. Они не прошли проверку.
— Мне не нравятся сомнительные формулировки.
— А я и не собирался сказать ничего приятного.
— И я полагаю, вы хотите, чтобы «проверку» следующим прошел я?
— Да.
— И как это будет происходить? Ментальные игры и психологические тесты?
— Нет, мы достаточно знаем о вас из текущих медицинских записей и заключений психологов, составленных за прошедшие пятнадцать лет. Нам известно, что за последние два года вы пережили тяжелые потери. Сначала от рака умерла ваша мать, затем девушка, с которой вы раньше встречались, совершила самоубийство. Когда вы с ней были еще подростками, на вас напали парни постарше, избили вас до полусмерти, а затем заставили смотреть, как они насилуют ее. В результате вы пережили период психической диссоциации. У вас бывают приступы ярости, и это является одной из причин, по которой вы регулярно посещаете специалиста. Полагаю, вы узнаёте лицо террора, когда сталкиваетесь с ним.
Наступил подходящий момент, чтобы продемонстрировать, как я впадаю в раж, однако именно этого он и ждал. Похвалив себя за догадливость, я сделал скучающую физиономию.
— Тут я должен оскорбиться из-за того, что вы копаетесь в моей личной жизни, и все такое?
— Это новый для вас мир, мистер Леджер. И мы делаем лишь то, что положено. Как бы резко все сказанное мной ни прозвучало. — В его тоне не было ни намека на извинение.
— И что от меня требуется?
— На самом деле все просто. — Он поднялся из-за стола и подошел к панорамному окну. Без всяких драматических эффектов отдернул занавеску. Передо мной открылась такая же комната. Один стол, один стул, один человек. Он сидел, сгорбившись, спиной к окну, может быть, спал. — Вы должны войти, надеть наручники и подчинить себе заключенного.
— Разыгрываете меня?
— Ни в коей мере. Войдите туда, усмирите подозреваемого, наденьте на него наручники и пристегните их к кольцу, которое вмонтировано в стол.
— А в чем подвох? Там всего один парень. Ваша банда запросто могла бы…
— Я сознаю, что можно сделать превосходящими силами, мистер Леджер. В данном случае суть не в этом. — Он сунул руку в карман и вытащил наручники. — Я хочу, чтобы это сделали вы.
Истон, Мэриленд.
Суббота, 27 июня, 14.08
Первое, что я отметил, когда открыл дверь в комнату для допросов, — вонь. Смердело, как на очистных сооружениях. Парень не шевельнулся. Его голова почти касалась колен. Худой, явно ниже меня ростом, смуглый — испанец или выходец с Ближнего Востока. Черные волосы слиплись сосульками. Оранжевый тюремный комбинезон висел на нем мешком.
Я вошел в комнату, ощущая спиной чужой взгляд. Мистер Черч будет за мной наблюдать, возможно, жуя очередную ванильную вафлю. Дверь за мной закрылась, я обернулся и увидел Ведроголового, который смотрел на меня сквозь стекло. На миг мне показалось, что он улыбается, но затем его лицо исказила гримаса отвращения, будто он ожидал, что на него сейчас прыгнет скорпион. Даже находясь за стальной дверью, агент до смерти боялся заключенного. Мило. Я переложил наручники в правую руку, а левую протянул в спокойном уверенном жесте ладонью вверх. Выглядит это миролюбиво, но делается на случай, если придется блокировать нападение, схватить или ударить.