Я глотнул еще воды. Пусть Руди выговорится.
— Но сегодня я видел и слышал такое, что… навсегда изменит мир. После одиннадцатого сентября я утверждал, как и все вокруг: прежнего не вернешь. Неважно, что мы снова погрузились в обычные заботы и многим из нас безразличен цвет, в который окрашен сегодняшний террор. То был день, не похожий на все прочие дни моей жизни. И сегодня я испытал столь же сильное потрясение. Может, даже тяжелее. Знаешь, что я сделал? Я просидел десять минут в туалете, рыдая в три ручья.
— Ну ты же человек, — начал я, но Руди снова меня прервал.
— Дело не в том, и ты это понимаешь, Джо, так что нечего меня утешать. Хочешь знать, отчего я плакал? Скажешь, культурный шок? Не только. Я горевал по тем людям, которых убили на днях в больнице и сегодня вечером в Делавэре. При землетрясении в Малайзии в прошлом месяце погибло в восемь раз больше народу. Миллионы умирают каждый год. Я мог испытывать к ним сострадание, но не скорбь — искреннюю, личную. Нам свойственны отстраненные переживания, когда, к примеру, чужой ребенок упадет в колодец и утонет. Через два месяца никто уже не вспомнит его имени. Твоя жизнь не переворачивается из-за этого. Иначе восприятие любой смерти как личного горя убило бы нас всех. Но то, что случилось сейчас… я назвал бы поистине судьбоносным моментом. Однозначно. Это событие поставило на мне клеймо. И на тебе тоже. Как и на всех в ОВН. Не знаю, со многими ли ты успел здесь познакомиться, но я совершил целое путешествие и в глазах у каждого заметил… странное выражение. Черч и майор Кортленд держатся лучше других, но остальные… Боюсь смотреть на себя в зеркало, потому что увижу то же самое. Не только сейчас, а отныне и до конца. Мы отмечены.
— Да, знаю, Руди. Но ты говоришь об этом так, словно речь идет о каиновой печати.
Он поднял на меня взгляд, полный несказанной муки. Мне хотелось закричать.
— А разве нет? Слушай, я не указываю пальцем ни на одну страну, ни на одну религию, ни на одну политическую партию. Поражение потерпел весь человеческий род. Мы совершили ужасный, непростительный грех, и, прежде чём ты задашь вопрос, который смутит нас обоих, я скажу: нет, я не переживал мига религиозного просветления. Церковь или государство тут ни при чем. Проблема более глобальна. Ведь мы — как вид гомо сапиенс — действительно понимаем, что хорошо, а что плохо, точно так же, как различаем едва заметные оттенки серого. На протяжении тысяч лет религиозные вожди, философы, свободные мыслители и просвещенные политики разъясняли причину и последствия деструктивного поведения. Казалось бы, теперь, когда у нас такие продвинутые технологии и ускоренные коммуникации, люди должны научиться чему-то, извлечь уроки из прежних ошибок, сделаться прозорливыми. Но, увы. С помощью компьютерного моделирования мы можем виртуально заглянуть в будущее и увидеть, как все обернется, если следовать прежним курсом и ничего не предпринимать, чтобы изменить направление. И что с того? Полагаю, истинный грех человечества — в наплевательском отношении к грядущим поколениям. Мы всегда действовали так, будто они ничего не значат для нас. Немногие поступали иначе, и только в индивидуальном порядке, а не в масштабе нации и тем более вида.
Руди потер глаза.
— Сегодня, — проговорил он медленно, — я видел запечатленные на пленке свидетельства преступного безразличия человеческой расы. Люди, которые наделены высочайшим интеллектом, создали оружие столь разрушительной силы, что оно способно уничтожить население планеты, и ради чего? Ради того, чтобы настоять на своей религиозной и политической точке зрения. Если бы речь шла о поступке отдельной личности, я бы сказал, что мы имеем дело с психозом, с расщепленным сознанием… Но это тщательно взвешенный план, в котором замешан не один человек. Авторам столь чудовищного проекта хватило времени обдумать все, оценить последствия. Однако же они продолжают воплощать задуманное. Ставят опыты на детях. На детях! — Он стиснул виски руками. — Они все понимают, и все равно им наплевать. На них и вправду каинова печать, и лучшего определения я не знаю.
— Но это же они, Руди. Не мы.
— Конечно, конечно, — устало покивал он. — Просто я не верю, что наше правительство — или любое другое — хоть немного умнее. Кто, в конце концов, изобрел бомбу, экспериментировал с биологическим оружием и вирусами? Увы, ковбой, следы каиновой печати есть на всех без исключения, неважно, напрямую мы связаны с высокой политикой или нет.
— Но некоторые из нас пытаются справиться с этим дерьмом. Давай не будем стричь всех под одну гребенку.
Он вздохнул.
— Я устал, Джо… и вовсе на тебя не нападаю. Просто хочу осмыслить происходящее. — Он взглянул на меня. — Но ты тоже отмечен. Не грехом, но осознанием присутствия той твари, которая живет во всех нас, в каждой человеческой душе. Это отражается у тебя в глазах. Я играл с тобой в покер и знаю: ты умеешь скрывать свои эмоции лучше многих. Лучше, чем Грейс Кортленд. Но не так хорошо, как Черч. Однако суть в другом. — Он нахмурился. — Этот опыт объединяет. Мы всегда будем связаны общим знанием. Все, кто стал очевидцем абсолютной, поразительной готовности человеческой расы совершить самоубийство.
— Я уже сказал, Руди, кое-кто выкладывается на полную катушку, чтобы отыскать решение проблемы.
Он улыбнулся мне, слабо и устало.
— Надеюсь, ты не бравируешь, ковбой. А искренне веришь в успех.
— Верю. Должен верить.
Он закрыл глаза и с минуту молчал.
— У меня не нашлось времени как следует все обдумать. Чтобы быть хоть в чем-то полезным, необходимо понять, зачем я здесь… Сначала меня похитили, потом приставили дуло к голове, потом я узнал, что у террористов имеется смертоносное оружие… Ты бы поразился, узнав, как мало мы проходили в мединституте по данной теме.
— Даже в школе для психологов?
— Даже там.
Повисла пауза. Каждый из нас погрузился в свои мысли.
— Черч сказал, что ты вступил в ОВН. Почему ты решился на это? — наконец спросил я.
Руди нашел в себе силы усмехнуться.
— Во-первых, Черч меня попросил. Во-вторых, я узнал, что произошло в больнице Святого Михаила. И конечно, из-за тебя. Но не только, Джо… Мне известна стоящая за всем этим правда. Я отмечен. Отныне и до конца моих дней. И теперь не могу остаться в стороне. Если не сумею помочь вам, то, наверное, сойду с ума.
— Угу, — сказал я. — Я тебя понимаю. Но что ты чувствуешь, став частью команды?
— Слишком сложный вопрос для простого ответа… Допустим, я ценю возможность сделать что-нибудь хорошее для людей, которые, в свою очередь, пытаются спасти мир.
— А если копнуть глубже?
— Что касается тебя, Джо, то я всегда уважал твои моральные принципы. Ты слишком рассудителен, чтобы в повестке дня отделять важное от неважного. Скорее, выбираешь между правильным и неправильным. Думаю, в этом вы совпадаете с Черчем. И пожалуй, только одно дарит мне надежду: тот факт, что на страже нашего будущего стоят три фигуры — Черч, ты и Грейс Кортленд, — которые действительно видят способ все уладить и обладают необходимыми навыками, чтобы это сделать.