Я так люблю их. Я очень горжусь вами. Веди себя хорошо. Может быть, ты дашь Полу еще один шанс. Но никогда, ни за что не связывайся с Янтарной комнатой. Помни историю Фаэтона и слезы Гелиад. Остерегайся его амбиций и их горя. Может, панели однажды будут найдены. Я надеюсь, что нет. Политикам нельзя доверять такое сокровище. Его надо оставить в его могиле. Скажи Полу, что мне очень жаль. Я люблю тебя».
Атланта, Джорджия
Вторник, 13 мая, 18.34
Сердце Пола учащенно забилось, когда Рейчел подняла взгляд от последнего письма отца, слезы катились из ее печальных зеленых глаз. Он чувствовал ее боль. Трудно было сказать, где заканчивалась его боль и начиналась ее.
— Он писал так изящно, — сказала она.
Он согласился.
— Он хорошо выучил английский, непрерывно читал. Он знал больше о причастных оборотах и сложносочиненных предложениях, чем я. Я думаю, его ломаная речь была для него просто средством сохранить свое наследие. Бедный папа.
Каштановые волосы Рейчел были завязаны в хвост. На ее лице не было макияжа, и она была одета только в белый махровый халат поверх фланелевой ночной рубашки. Все соболезнующие наконец покинули дом. Дети были в своих комнатах, все ещё расстроенные после наполненного переживаниями дня.
— Ты читал все эти письма? — спросила Рейчел.
Пол кивнул.
— После банка я вернулся в дом твоего отца и забрал все остальное.
Они сидели в столовой Рейчел. В их старой столовой. Две папки со статьями о Янтарной комнате, карта Германии, газета «Ю-эс-эй тудей», завещание, все письма и письмо Рейчел были разбросаны веером по столу. Он рассказал ей, что он нашел и где. Он также рассказал о статье из «Ю-эс-эй тудей», которую ее отец специально попросил у него в пятницу и о его расспросах о Вейленде Маккое.
— Папа смотрел что-то по Си-эн-эн об этом, когда я оставила у него детей. Я помню это имя. — Рейчел вяло пошевелилась в кресле. — Что эта папка делала в морозильнике? Это не похоже на него. Что происходит, Пол?
— Я не знаю. Но Петр, очевидно, интересовался Янтарной комнатой. — Он указал на последнее письмо Борисова: — Что он имел в виду, говоря о Фаэтоне и слезах Гелиад?
— Еще одна история, которую мама рассказывала мне, когда я была маленькая. Фаэтон, смертный сын Гелиоса, бога Солнца. Я была очарована ею. Папа любил мифологию. Он сказал, что думать о сказках было для него одним из средств, которые помогли ему выжить в Маутхаузене. — Она пролистала подборки и фотокопии, внимательно разглядев несколько из них. — Он думал, что был ответствен за то, что случилось с твоими родителями и остальными людьми на том самолете. Я не понимаю.
Катлер тоже не понимал. Последние два часа он не мог думать ни о чем другом.
— Разве твои родители были в Италии по делам, не связанным с музеем? — спросила Рейчел.
— Весь совет поехал. Целью поездки было гарантировать займы для работ из итальянских музеев.
— Папа, казалось, думал, что была какая-то связь с поисками Янтарной комнаты.
Он тоже вспомнил что-то, что еще написал Борисов. «Я не должен был просить его опять наводить справки, когда он был в Италии».
Что он имел в виду под этим «опять»?
— Ты не хочешь узнать, что случилось? — спросила внезапно Рейчел, ее голос звучал громче, чем раньше.
Ему не нравился этот тон несколько лет назад, и сейчас он ему тоже не понравился.
— Я этого не говорил. Просто прошло уже девять лет, и сейчас узнать что-либо почти невозможно. Господи, Рейчел, они даже не нашли тел.
— Пол, твоих родителей, возможно, убили, и ты не хочешь ничего предпринять в связи с этим?
Порывистая и упрямая. Как сказал Петр? «Унаследовала обе черты от своей матери». Правильно.
— И этого я не говорил. Просто практически ничего нельзя сделать.
— Мы можем найти Семена Макарова.
— Что ты имеешь в виду?
— Макаров. Он, может быть, еще жив. — Она взглянула на конверты, на обратный адрес. — Кельхайм, наверное, не так уж трудно найти.
— Это в Южной Германии, Бавария. Я нашел его на карте.
— Ты искал?
— Не так сложно было заметить — Петр обвел его в кружок на карте.
Рейчел развернула карту и увидела сама.
— Папа сказал, что они знали что-то о Янтарной комнате, но не проверяли. Может быть, Макаров сможет сказать нам, что это было?
Пол не верил своим ушам:
— Ты читала, что написал твой отец? Он велел тебе оставить Янтарную комнату в покое. Искать Макарова — это то, что он просил тебя не делать.
— Макаров может знать больше о том, что случилось с твоими родителями.
— Я юрист, Рейчел, а не следователь Интерпола.
— Хорошо. Давай отнесем это в полицию. Они могут сами взглянуть на это.
— Это гораздо более практично, чем твое первое предложение. Но это очень старый след.
Выражение ее лица стало жестким.
— Я очень надеюсь, что Марла и Брент не унаследовали твое благодушие. Я бы хотела думать, что они непременно выяснили бы, что случилось, если бы самолет, на котором летели мы с тобой, взорвался в небе.
Она прекрасно знала его слабые места. Это была одна из вещей, из-за которых он больше всего на нее обижался.
— Ты читала эти статьи? — спросил он. — Люди погибли в поисках Янтарной комнаты. Возможно, и мои родители. Возможно, нет. Одно я знаю наверняка. Твой отец не хотел, чтобы ты участвовала в этом. Да и тебе там не место. То, что ты знаешь об искусстве, поместится в наперстке.
— Вместе с твоей энергией.
Катлер твердо посмотрел в ее жесткие глаза, но прикусил язык и постарался быть терпимым. Она похоронила отца этим утром. И все же одно слово эхом звучало у него в голове.
«Сука».
Пол глубоко вздохнул, прежде чем спокойно сказать:
— Твое второе предложение более практично. Почему бы нам не предоставить полиции заняться этим?
Он помолчал.
— Я понимаю, как ты расстроена. Но, Рейчел, смерть Петра была несчастным случаем.
— Беда заключается в том, Пол, если не всегда заключалась, что ты занес моего отца в список случайностей вместе со своими родителями. — Она бросила на него один из тех взглядов, какими раньше пронзала его много раз. — Ты все еще цепляешься за свое благоразумие?
Атланта, Джорджия
Среда, 14 мая, 10.25
Рейчел заставила себя выбраться из постели и одеть детей. Затем она завезла их в школу и нехотя поехала в суд. Она не была там с прошлой пятницы, взяв выходные в понедельник и вторник.