Америка тоже заметила перемену.
— Ага. Так что, идете?
— Умираю с голоду, — сказала я.
— Еще бы, ты ведь так и не пообедала. — Трэвис нахмурился, поднялся и потянул меня за собой. — Идем, накормим тебя.
Он обнял меня и не убирал руку с моей талии, пока мы не устроились за столиком в «Пэй Вэй».
Как только Трэвис удалился в уборную, ко мне нагнулась Америка.
— Ну? Что он сказал?
— Ничего. — Я пожала плечами.
Подруга удивленно подняла брови.
— Ты пробыла в его комнате два часа. И он ничего не сказал?
— Обычно он так и поступает, когда злится, — отозвался Шепли.
— Не может быть, чтобы Трэвис ничего не сказал, — не унималась Америка.
— Он сказал, что слегка увлекся, вступившись за меня, и что ничего не объяснил Паркеру, когда тот вошел в комнату. Вот и все, — проговорила я, теребя солонку и перечницу.
Шепли покачал головой и закрыл глаза.
— Что такое, малыш? — спросила Америка, выпрямляя спину.
— Трэвис просто… — Шепли вздохнул и закатил глаза. — Забудьте.
Америка упрямо нахмурилась.
— Черт побери, ты не можешь вот так…
Она умолкла, когда за столик опустился Трэвис и положил руку за моей спиной.
— Вот гадство! Неужели еду еще не принесли?
Мы рассмеялись. И продолжали веселиться, пока не закрылся ресторан, потом забрались в машину и поехали домой. Шепли занес Америку по ступенькам на своей спине, а Трэвис задержался на улице и взял меня за руку. Он смотрел на ребят, пока они не скрылись за дверью, а потом печально улыбнулся мне.
— Я должен извиниться за сегодняшний день. Прости меня.
— Ты уже извинился. Все в порядке.
— Нет, я извинился за Паркера. Не хочу, чтобы ты считала меня психом, который набрасывается на людей по мелочам, — сказал он. — Я должен извиниться, потому что вступился за тебя не по той причине, по которой хотелось бы.
— А эта причина… — заговорила я.
— Он сказал, что хочет встать в очередь. Я накинулся на него именно поэтому, а не потому, что он тебя поддразнивал.
— Это достаточная причина, Трэв, чтобы вступиться за меня.
— В том-то и дело. Я взбесился, потому что воспринял это как желание переспать с тобой.
Обдумав, что имел в виду Трэвис, я сжала его рубашку и прислонилась головой к груди.
— Знаешь, мне все равно, что говорят другие, все равно, что ты потерял самообладание и расплющил Крису нос. Мне ни к чему плохая репутация, но я устала оправдываться перед всеми за нашу дружбу. К черту их.
Глаза Трэвиса наполнились нежностью, а уголки губ поползли вверх.
— Нашу дружбу? Иногда мне интересно, слушаешь ли ты меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Идем внутрь, я устал.
Я кивнула, и Трэвис повел меня в квартиру, прижимая к себе. Америка и Шепли заперлись в своей спальне, а я быстро забежала в душ.
Пока я переодевалась в пижаму, Трэвис сидел с Тотошкой за дверью. Через полчаса мы уже легли спать.
Я положила руку под голову и с облегчением вздохнула.
— Осталось всего две недели. Что же ты устроишь, когда я вернусь в «Морган»?
— Не знаю, — ответил Трэвис.
Даже в темноте я увидела, как он измученно нахмурился.
— Эй! — Я прикоснулась к его руке. — Я просто пошутила.
Я долго наблюдала, как он пытается расслабиться, вздыхает и часто моргает. Трэвис заворочался в постели и повернулся ко мне.
— Гулька, ты мне доверяешь?
— Да, а что?
— Иди сюда, — сказал он, притягивая меня к себе. На долю секунды я напряглась, а потом расслабилась и положила голову ему на грудь. Что бы ни творилось в его душе, он нуждался во мне. Даже если бы я очень захотела, то не стала бы возражать. Быть сейчас с ним рядом казалось мне самым правильным.
— Так с кем ты, с Паркером или Трэвисом? Я в замешательстве. — Финч покачал головой.
— Паркер со мной не разговаривает, наше общение пока под вопросом, — сказала я, поправляя свой рюкзак.
Финч выдохнул дым и снял с языка табачную крошку.
— Значит, с Трэвисом?
— Финч, мы просто друзья.
— Все считают, у вас какая-то извращенная дружба с взаимной выгодой, которую ты никак не хочешь признавать.
— Меня это не заботит. Пусть думают, что хотят.
— С каких это пор? Что случилось с вечно взволнованной, загадочной и осторожной Эбби, которую я знаю?
— Она умерла от стресса после всех слухов и домыслов.
— Плохо. Над кем же я тогда стану смеяться? Мне этого будет не хватать.
Я ударила Финча по руке, он хихикнул и сказал:
— Хорошо. Пора уже прекратить притворство.
— В смысле?
— Дорогуша, ты общаешься с тем, кто притворялся большую часть своей жизни.
— Финч, ты о чем? Что я скрытая лесбиянка?
— Нет, ты что-то темнишь. Кардиганы, напускная скромность, походы в рестораны с Паркером Хейсом… это все ненастоящее. Ты стриптизерша из какого-нибудь городишки или прошла курс реабилитации. Я склоняюсь ко второму.
— Догадки не по твоей части! — Я расхохоталась.
— Так в чем твой секрет?
— Расскажи я тебе, это будет уже не секрет.
На лице Финча появилась озорная улыбка.
— Я тебе свой открыл, теперь твоя очередь.
— Не хочу огорчать, но твоя сексуальная ориентация, Финч, далеко не секрет.
— Вот черт! А я-то думал, вокруг меня сияет загадочная аура сексуальной игривости, — снова затягиваясь, сказал он.
Я поежилась, потом спросила:
— Финч, у тебя с предками все в порядке?
— Мама просто великолепная… С отцом мы много конфликтовали, но сейчас все хорошо.
— А мой отец — Мик Эбернати.
— Кто это?
— Вот видишь? — засмеялась я. — Не так уж и важно, если ты узнаешь, кто он.
— Так кто?
— Ходячие неприятности. Азартные игры, выпивка, дурной нрав… В моей семье это наследственное. Мы с Америкой приехали сюда, чтобы я могла начать с чистого листа, без клейма, отметившего дочь пьяницы-неудачника.
— Невезучий игрок из Уичито?
— Я родилась в Неваде. Там все, чего бы Мик ни касался, превращалось в золото. Когда мне исполнилось тринадцать, удача отвернулась от него.