Трэвис повернул руку, задержал взгляд на запястье.
— Странно, эта татуировка не моя любимая, но с ней мне спокойнее.
— Очень странно.
Трэвис изогнул бровь, и я засмеялась.
— Да шучу я. Не могу сказать, что понимаю тебя, но это очень мило… в духе Трэвиса Мэддокса, конечно.
— Если от нее у меня такие приятные ощущения, то даже не могу себе представить, каково будет надеть тебе кольцо на палец.
— Трэвис!..
— Года через четыре или пять, — добавил он.
Я набрала воздуха в легкие.
— Нам нужно сбавить обороты. Хорошенько сбавить.
— Гулька, не начинай.
— Если мы продолжим в том же темпе, то к выпускному я стану домохозяйкой с ребенком на шее. Я не готова переехать к тебе и совершенно не настроена обзаводиться семьей.
Трэвис схватил меня за плечи и развернул лицом к себе.
— Но это ведь не из серии «Я хочу узнать других парней»? Не собираюсь ни с кем делить тебя. Не дождешься.
— Мне больше никто не нужен, — раздраженно проговорила я.
Трэвис расслабился, убрал руки с моих плеч и схватился за поручень.
— А в чем тогда дело? — спросил он, глядя на горизонт.
— Я говорю, что нам нужно сбавить обороты. Это все.
Он разочарованно кивнул.
— Не злись. — Я прикоснулась к его руке.
— Гулька, такое ощущение, что мы делаем один шаг вперед и два назад. Каждый раз, когда мне кажется, будто мы заодно, ты ставишь между нами стену. Я этого не понимаю. Почти все девчонки изводят парней разговорами о серьезных отношениях, хотят узнать их чувства, сделать следующий шаг…
— Кажется, мы уяснили, что я не из них?
Трэвис раздраженно уронил голову.
— Я устал от догадок. Эбби, куда, по-твоему, мы идем?
Я уткнулась лицом в его рубашку.
— Когда я думаю о будущем, то вижу тебя.
Трэвис расслабился и прижал меня к себе. Мы смотрели в ночное небо, следили за движением облаков. В свете фонарей проступил силуэт школьного здания. Кутаясь в толстые куртки, участники вечеринки заторопились в теплый дом братства. В глазах Трэвиса я увидела умиротворенность, которая появлялась до этого всего пару раз. Меня осенило, что все благодаря моим ободряющим словам, как это бывало и в другие вечера.
Я повидала неуверенность, живя рядом с теми, кто в полосе невезения боялся собственной тени. Сложно не испугаться темной стороны Вегаса, словно и не тронутой неоновым светом. Но Трэвис Мэддокс не боялся драться, защищать того, кто дорог ему, или же смотреть в глаза униженной и обозленной, презираемой всеми девушки.
Он ничего не боялся. Пока не встретил меня.
Я стала непредсказуемой стороной его жизни, джокером, переменной величиной, неподвластной его контролю. И хотя я дарила ему мгновения спокойствия, смятение, в котором он пребывал без меня, при мне становилось в десять раз хуже. Он с трудом справлялся со своим гневом. Я перестала быть его загадкой и исключением, превратилась в слабость. То же самое произошло и с отцом.
— Эбби! Вот ты где! Я везде тебя ищу! — На балкон выскочила Америка, держа в руке мобильник. — Я только что говорила по телефону с папой. Мик звонил туда вчера вечером.
— Мик? — Мое лицо исказилось от презрения. — Что ему понадобилось?
Америка подняла брови, словно я должна была догадаться.
— Твоя мать все время отключала связь.
— Чего он хотел? — спросила я, испытывая тошноту.
— Узнать, где ты. — Америка поджала губы.
— Они ведь ему не сказали?
Америка приуныла.
— Эбби, он твой отец. Папа посчитал, что Мик имеет право знать.
— Он приедет сюда. — У меня в глазах защипало. — Мерик, он приедет сюда!
— Я знаю! Извини! — Она попыталась обнять меня, но я вырвалась и закрыла лицо ладонями.
На мои плечи легли крепкие руки.
— Голубка, он не обидит тебя, — сказал Трэвис. — Я не позволю.
— Он найдет способ, — сказала Америка, печально глядя на меня. — Всегда находил.
— Мне нужно уйти отсюда.
Я закуталась в куртку, потянула французские двери за ручки, но, пребывая в расстроенных чувствах, не смогла одновременно нажать и толкнуть. По остывшим щекам потекли слезы злости, и в этот самый момент на мою кисть легла рука Трэвиса. Он нажал на ручку, помогая мне, а другой рукой толкнул двери. Я взглянула на него, понимая, как нелепо веду себя. Конечно, я ожидала увидеть на лице парня растерянность и неодобрение, но он смотрел с пониманием.
Трэвис взял мою руку, мы вместе прошли через дом, спустились вниз, миновали толпу у парадной двери. Пока я стремительно неслась к «чарджеру», остальные еле поспевали за мной.
Вдруг Америка схватила меня за куртку и остановила.
— Эбби!.. — прошептала она, показывая на небольшую группу людей.
Они сгрудились вокруг растрепанного мужчины постарше, который как безумный махал фотографией в направлении дома. Парочки кивали, обсуждая ее между собой.
Я промчалась к мужчине и вырвала фотографию из его рук.
— Какого черта ты здесь делаешь?
Народ рассеялся. Шепли и Америка стали по обе стороны от меня, а Трэвис обнял за плечи, подойдя сзади.
Мик окинул взглядом мое платье и неодобрительно цокнул языком.
— Так-так, Конфетка. Можно забрать девчонку из Вегаса, но…
— Заткнись, Мик! Разворачивайся, — указала я ему за спину, — и убирайся восвояси. Я не хочу тебя здесь видеть.
— Не могу, Конфетка. Мне нужна твоя помощь.
— Что на этот раз? — ухмыльнулась Америка.
Мик с прищуром посмотрел на нее, а потом перевел взгляд на меня.
— Ты стала чертовски хорошенькой. Повзрослела. На улице я бы тебя точно не узнал.
Я раздраженно вздохнула. Мне начала надоедать эта болтовня.
— Что тебе надо?
Он пожал плечами.
— Я попал в слегка затруднительное положение, деточка. Папаше нужны деньжата.
— Сколько? — спросила я, зажмурившись.
— У меня все шло как по маслу, правда. Просто немного занял, чтобы пойти дальше… ну ты понимаешь.
— Понимаю, — резко сказала я. — Сколько тебе нужно?
— Двадцать пять.
— Черт, Мик, двадцать пять сотен? Если ты уберешься отсюда к черту…
— Я дам тебе их прямо сейчас, — сказал Трэвис, доставая бумажник.
— Он имеет в виду двадцать пять тысяч, — сказала я, сверкая взглядом, направленным на отца.