Я хихикнула, а потом улыбка на моем лице перекосилась. Финч притянул меня к себе. Мои ноги подогнулись, он осторожно опустил меня на пол и посадил к себе на колени.
— Ш-ш. — Финч, качая меня на руках, вздохнул и помотал головой. — Черт побери, девочка моя, что же мне с тобой делать?
Я рисовала всякую белиберду на обложке тетради, одни квадраты в других, соединяла их, создавая недоделанные объемные кубы. До начала лекции оставалось десять минут, а аудитория по-прежнему пустовала. Моя жизнь понемногу приходила в норму, но все-таки нужна была пара минут, чтобы собраться с духом, прежде чем пообщаться с кем-нибудь, кроме Финча и Америки.
— Да, мы больше не встречаемся, но это не значит, что ты не можешь носить подаренный мною браслет, — сказал Паркер, подсаживаясь ко мне.
— Я собиралась его вернуть.
Паркер улыбнулся, нагнулся и дорисовал стрелочку над одним из кубов.
— Эбс, это подарок. Я не делаю подарки на каких-то условиях.
Доктор Баллард щелкнула пальцами над головой, занимая свое место во главе аудитории, а потом принялась рыться на заваленном бумагами столе. Внезапно помещение наполнилось галдежом, который эхом отлетал от огромных окон, залитых дождевыми каплями.
— Слышал, вы с Трэвисом расстались пару недель назад. — Паркер поднял ладонь, увидев мое раздражение. — Это не мое дело. Просто ты выглядишь расстроенной, а я хотел сказать, что мне жаль.
— Спасибо, — буркнула я, открывая чистую страницу в тетради.
— А еще я хотел извиниться за свое поведение. Я говорил… неприятные вещи. Просто разозлился и выплеснул свой гнев на тебя. Каюсь, я был несправедлив.
— Паркер, свидания меня не интересуют, — предупредила я.
— Я не пытаюсь воспользоваться возможностью. — Он усмехнулся. — Мы по-прежнему друзья, и я хочу убедиться в том, что с тобой все в норме.
— Со мной все в норме.
— Ты на День благодарения домой едешь?
— К Америке еду. Обычно этот праздник я отмечаю с ней.
Паркер хотел что-то сказать, но тут началась лекция.
Разговор о Дне благодарения заставил меня вспомнить о прежнем намерении — помочь Трэвису с индейкой. Я размышляла, как все могло бы быть, и поймала себя на мысли, что волнуюсь, не закажут ли они опять пиццу. Сердце мое сжалось. Я мгновенно отбросила прочь эти мысли, пытаясь сосредоточиться на словах доктора Баллард.
После занятий я увидела, как ко мне со стоянки бежит Трэвис. Мое лицо вспыхнуло. Он снова был гладко выбрит, одет в толстовку с капюшоном и любимую красную бейсболку. Из-за дождя Трэвис пригнулся.
— Эбс, увидимся после перемены, — сказал Паркер, прикасаясь к моей спине.
Я ожидала обнаружить в глазах Трэвиса злость, но он будто и не заметил Паркера.
— Привет, Гулька, — сказал парень, подходя.
Я неловко улыбнулась, а он положил руки в карманы толстовки.
— Шепли сказал, что ты завтра поедешь с ним и Америкой в Уичито.
— Да.
— Ты проведешь все выходные у Америки?
Я пожала плечами, пытаясь вести себя непринужденно.
— Мы очень близки с ее родителями.
— А как же твоя мама?
— Трэвис, моя мать пьяница. Она даже не узнает, что был День благодарения.
Трэвис вдруг занервничал, а мой желудок сжался от вероятности нового публичного скандала. Прогремел гром, Трэвис поднял голову и прищурился — ему на лицо сыпались крупные капли дождя.
— Хочу попросить тебя об одолжении, — сказал он. — Иди сюда.
Трэвис завел меня под ближайший козырек, и я послушно пошла следом, надеясь избежать очередной сцены.
— Что еще за одолжение? — с подозрением спросила я.
— Мои… э… — Трэвис переступил с ноги на ногу. — Папа и парни ждут, что ты придешь в четверг.
— Трэвис! — возмутилась я.
Он смотрел в землю.
— Ты говорила, что придешь.
— Знаю, но теперь это слегка неуместно, не находишь?
На Трэвиса, казалось, мои слова никак не повлияли.
— Ты говорила, что придешь.
— Мы были вместе, когда я согласилась. Теперь ты знаешь, что я не пойду.
— Нет, не знаю. Слишком поздно менять. Томас летит сюда, Тайлер взял отгул на работе. Всем не терпится увидеть тебя.
Я поникла, наматывая на палец мокрые пряди.
— Они ведь и так приехали бы…
— Не все. Мы уже давно не собирались всей семьей на День благодарения. Они пообещали приехать, когда я упомянул о настоящем ужине. На нашей кухне женщины не было со смерти мамы… Да нет же! — Трэвис тряхнул головой. — Дело совсем не в твоей половой принадлежности, не подумай. Просто мы хотим, чтобы ты пришла. Это все, чего я прошу.
— Ты не рассказал им про наш разрыв? — проговорила я с укоризной в голосе.
Трэвис заколебался, а потом ответил:
— Папа стал бы выяснять причину, а я не готов общаться с ним на эту тему. Он бы все уши мне прожужжал, какой я болван. Гулька, пожалуйста, приходи.
— Мне нужно поставить индейку в шесть утра. Тогда нам придется отправиться туда в пять часов…
— Или переночевать там.
Я изогнула брови.
— Ни за что! Мне и так придется врать твоей семье и притворяться, что мы по-прежнему вместе.
— Я же не прошу тебя о самосожжении!
— Тебе следовало сказать им!
— Я и скажу. После Дня благодарения. Обязательно скажу.
Я вздохнула и отвернулась.
— Если пообещаешь, что это не какая-то уловка, чтобы вернуть меня, тогда хорошо.
— Я обещаю. — Он кивнул.
Трэвис пытался скрыть это, но я видела, как загорелись его глаза, и поджала губы, сдерживая улыбку.
— Увидимся в пять.
Трэвис нагнулся и поцеловал меня в щеку, задержавшись чуть дольше положенного.
— Спасибо, Голубка.
Америка и Шепли встретили меня у столовой, и мы вместе зашли внутрь. Я рывком вытащила столовые приборы из подставки и бросила тарелку на поднос.
— Эбби, да что с тобой? — спросила Америка.
— Завтра я не еду с вами, ребята.
Шепли открыл рот от удивления.
— Ты идешь к Мэддоксам?
Америка перевела на меня взгляд.
— Что?
Я вздохнула и пояснила:
— Когда мы летели в самолете, я пообещала Трэвису, что пойду. Он уже всех оповестил.