— Официально это раскопки коптского монастыря. Но я точно знаю, что Лючио Педрацци искал не монастырь вообще, а могилу конкретного коптского монаха. Человека по имени Дидимус. И на иврите, и на греческом это означает «близнец». Но гораздо больше он известен как апостол Фома или Фома Неверующий. Очевидно, Педрацци располагал сведениями о том, что после Распятия Христа Фома отправился на запад, в пустыню, а не на восток, в Индию.
— Это похоже на историю Индианы Джонса.
— Педрацци работал на итальянскую археологическую миссию в Ливии. Есть и другая легенда: по ней, этот монах был будто бы вовсе не Фомой, а самим Христом, таинственным образом исчезнувшим из собственной могилы с помощью римского легионера. Педрацци пытался доказать, что тот римский легионер относился к так называемому «пропавшему легиону». Когда Христос, спустя годы после распятия, действительно умер, легион взял на себя попечение о его костях. Они отвезли их в какой-то заброшенный город в пустыне. По мнению Муссолини, это давало ему преимущество в отношениях с Ватиканом. Полная белиберда. Так или иначе, этот Педрацци исчез в центре песчаной бури, и больше его никогда не видели.
Финн скептически хмыкнула:
— Я по-прежнему не понимаю, какое отношение имеет это к Рольфу Адамсону.
— Предположительно легионер в конце концов увез кости Иисуса для пущей сохранности в Америку, что как нельзя лучше соотносится с еще более псевдонаучными бреднями насчет древних пирамид в Канзасе и египетских папирусных галер, плавающих по Миссисипи. Их сторонники утверждают, что индейцы, краснокожие дикари, никак не могли возвести все эти огромные погребальные курганы. Расистская ахинея, ничего больше, но есть уйма людей, которые в это верят.
— И Адамсон, по-вашему, из их числа.
— По-моему, Адамсон оплачивает фрахт. Я прагматик. Работы меньше, чем желающих заработать.
Он поставил бокал и облокотился о заднюю стенку кабинки.
— А как насчет вас?
— Сами же сказали, работы меньше, чем желающих. Кроме того, приключение есть приключение.
— Тем паче что к приключениям у вас, похоже, особая склонность.
— С чего вы взяли?
— Да бросьте. Можно подумать, будто на свете пруд пруди девушек по имени Финн Райан, дочерей прославленного археолога Лаймана Эндрю Райана. Да в прошлом году о ваших похождениях в подземельях Нью-Йорка раструбили все газеты.
— Там писали не только про меня.
— Не только. Еще и про незаконнорожденного сына Папы Римского, и про внука Микки Червы, не последнего в Нью-Йорке гангстера из добрых старых времен. Не говоря уж о широчайшем ассортименте покойников вперемешку с награбленными шедеврами долларов этак на миллиард. И вот вы объявляетесь здесь. Кстати, можно полюбопытствовать, как вы сподобились получить эту работу?
— Меня порекомендовали.
— Молодой Микки Червы?
Финн ощетинилась.
— Его зовут Майкл Валентайн, и он книготорговец, а не гангстер.
Хилтс рассмеялся.
— Это вам рассказал сам мистер Валентайн? — Фотограф покачал головой. — А знаете, в чем заключалась самая ловкая проделка дьявола: он сумел убедить людей, будто его вовсе не существует. Превосходный маневр. Нынче все толкуют о русских, японцах и о триадах Гонконга, а старой доброй мафии будто бы и нет.
Финн собралась было возразить, но тут приметила искорку в глазах Хилтса.
— Вы меня дразните.
— Не совсем. Вообще-то Майкл и мой друг. Он попросил меня присмотреть за вами. Потому что он не в восторге от некоторых людей, с которыми имеет дело Рольф.
— Вы знаете Майкла?
Финн почувствовала, что начинает злиться. С Майклом у нее была кратковременная любовная связь, но ей вовсе не нравилось, что ее опекают.
— Мы оказали друг другу несколько услуг.
— Я не нуждаюсь в няньках и сиделках, мистер Хилтс.
— Я и не собираюсь таковым становиться, мисс Райан. Майкл просто попросил меня, если что, прикрыть вам спину. Вот и все.
— Я не нуждаюсь и в этом.
— Финн, пустыня велика, и в ней случается всякое. Поверьте, в такой экспедиции мне и самому не помешал бы добрый товарищ. — Он протянул руку через стол. — Мир?
Финн немного помедлила, потом пожала плечами. Она ценила свою независимость, но уже усвоила суровый урок жизни, заключавшийся в том, что далеко не все можно осилить в одиночку. Друг никогда не помешает, а уж в чужой, незнакомой стране тем более. Девушка пожала протянутую руку.
— Мир.
Она вернулась к салату, а когда Хилтс заканчивал свою лазанью, спросила:
— И когда мы встречаемся с нашим благодетелем?
— Он уже на месте раскопок, а нам предстоит дождаться одного припозднившегося участника экспедиции. Послезавтра сядем в самолет, и я поведу его в Аль-Куфру.
— И кто же этот таинственный гость?
— Француз по фамилии Лаваль. Он специалист по коптским надписям из Иерусалимской библейской школы.
— Священник?
— Монах.
— Интересно.
— Очень интересно, — подтвердил Хилтс. — В тридцатые годы в экспедиции Педрацци участвовал монах из того же самого заведения. Некий брат Дево. Он был с Педрацци, когда тот исчез. Не исключено, что этот Лаваль интересуется не только каракулями на древних стенах.
Финн рассмеялась:
— Откуда вы это все знаете?
— Всегда стараюсь узнавать побольше о тех, с кем мне предстоит работать, а долгие перелеты оставляют уйму времени для выяснения подробностей. А еще, — он выгнул бровь, — я большой спец по тайнам и заговорам. Дайте мне любой секрет, и я сумею увязать его с исчезновением Джимми Хоффы [1] и убийством Кеннеди.
— И когда прибывает этот таинственный монах?
— Завтра поздно вечером.
— Ага, значит, денек я могу поиграть в туристку.
— Я собираюсь делать фотосюжет для «Нэшнл джиографик трэвелер». Почему бы нам не прогуляться вместе?
— И куда вы направитесь?
— В Город мертвых. Самое оживленное кладбище в мире. Вам понравится.
На огромном, древнем, напыщенном пространстве, каковое именуется Каиром, насчитывается пять кладбищ. В прошлом они находились на восточных окраинах города, под холмом Мукаттан, но впоследствии, задолго до описываемых событий, были поглощены разраставшимся городом. Согласно древнему обычаю, семья усопшего оплакивала свою утрату рядом с могилой сорок дней и ночей, потому даже самые скромные захоронения снабжались небольшими укрытиями для живых, а возле гробниц богачей и вельмож воздвигались настоящие особняки. Сами надгробия и пристройки к ним образовывали улицы, переулки и аллеи, как в настоящем городе, так что в конце концов пять кладбищ под холмами стали называть Городом мертвых. Во второй половине двадцатого века нищета и перенаселенность мегаполиса, численность жителей которого возрастала на тысячу человек в день, вынудили живых вторгнуться во владения усопших. Шли годы, и город внутри города рос, пока кладбища не оказались занятыми более чем миллионом отчаявшихся душ, лишенных электричества, отопления, водопровода и канализации.