— Что у тебя есть для нас, Фрэнк? — спросил Абруцци, использовав уменьшительное от первого имени священника.
Тот в ответ вручил ему расшифрованную депешу.
— Надо же, Краули убит, — пробормотал кардинал. — Какое несчастье. — В тоне его голоса не чувствовалось ни малейшего сострадания или сожаления. — Марокканский кинжал?
— Боюсь, что так.
— Тогда мы знаем, кто убийца.
— Да.
— Ну что, пусть по прошествии столь долгого времени, но он все же пришел к свету.
— Только вот обставлено это с избыточным драматизмом.
— Его необходимо найти и разобраться с ним прежде, чем до него доберется полиция.
— Да.
— Практикантка сфотографировала один из рисунков Микеланджело?
— Да.
— Откуда нам это известно?
— Это зафиксировала камера наблюдения службы безопасности музея.
— Была ли предпринята попытка забрать фотографии?
— Да, но провалилась.
— Эту девушку тоже необходимо остановить. — Кардинал продолжал задумчиво смотреть на записку. — Это могло бы открыть для нас колоссальные перспективы, особенно теперь, когда Краули не стало.
Он помолчал.
— Прослеживается ли какая-либо связь между этой смертью и девушкой?
— Сомнительно.
— Однако можно сделать так, чтобы это выглядело подобным образом.
— Предположительно.
— Кто тебе потребуется?
— Сорвино.
— А он в пределах досягаемости?
— Да. Он ждет приказа вашего преосвященства.
— Приказывать будешь ты, Фрэнсис. Ты должен понять: я не могу иметь к этому отношения.
— Конечно, ваше преосвященство. Если дела пойдут не так, вся ответственность падет на него и на меня.
— Хорошо, если бы нам удалось покончить с этим раз и навсегда. Очень многое поставлено под удар, и не в последнюю очередь репутация Церкви.
— И канонизация одного из ее пап, — указал священник.
— Если ты справишься с этим, то и сам можешь быть причислен к лику блаженных. — Кардинал улыбнулся. — Нам не помешает еще один святой Франциск.
Священник улыбнулся в ответ, но улыбка его была невеселой.
— Святые, ваше преосвященство, не бывают ввергнуты в адское пламя. А вот меня, боюсь, после того, как это будет сделано, ждет именно такая судьба.
— Не исключено, — согласился кардинал. — Но может быть, я сумею добиться того, чтобы ты, пока пребываешь в здешнем, земном аду, носил епископскую митру. Ты ведь хотел бы этого, Фрэнсис?
— Я не ищу наград, ваше преосвященство, а лишь исполняю свой долг. В этом заключается моя служба.
— Ничей долг, Фрэнсис, ни человека, ни священника, не может заключаться в том, чтобы вычищать нравственные испражнения за тем, кому следовало бы быть образцом морали.
— Всякий священник не более чем человек, ваше преосвященство. От рождения до смерти он человек. А Папа всего лишь священник.
Кардинал мягко улыбнулся.
— И ты будешь учить меня религиозной этике?
— Это простая доктрина.
— Которую мы все усвоили давным-давно, еще в семинарии. Однако обычного человека сочли бы извергом за то, что совершил этот викарий Христа. В прежние времена его бы сожгли. А ныне ему предстоит стать святым.
— Прошу прощения за банальность, ваше преосвященство, но пути Господни неисповедимы, и нет предела чудесам Его.
— Сомневаюсь, Фрэнсис, что это имеет отношение к Господу или Его чудесам, — заметил кардинал. — На сей счет я очень сильно сомневаюсь.
Дилэни и Финн остались в квартире одни. Он присел рядом с ней на кушетку, а когда заговорил, голос его оказался тихим и мягким, с оттенком сочувствия, каковое, по ее разумению, не могло быть искренним, потому что этот человек явился из «Адской кухни» Нью-Йорка, а не с дублинской Фейд-стрит. Впрочем, по правде сказать, и о том и о другом месте она знала лишь понаслышке. Просто-напросто природный здравый смысл уроженки Среднего Запада заставлял ее настороженно относиться к людям, демонстрирующим избыточную отзывчивость без видимых на то причин. Мать с детства учила ее не доверять незнакомцам, предлагающим сладкие конфеты.
— Возможно, это был всего лишь наркоман, искавший денег или чего-нибудь на продажу, — сказал детектив. — Страшное дело, конечно, но это убийство и убийство доктора Краули кажется ужасным совпадением. Я уверен, вы это понимаете. К тому же у вас с ним сегодня вышел спор, ну и все такое.
— Не понимаю, какая тут может быть связь.
— Я тоже, Финн. Я для того и пришел сюда, чтобы разобраться, есть связь или нет.
— Ее нет.
— А из-за чего у вас вышел спор?
— Расхождение во мнениях относительно искусства. Я нашла рисунок, застрявший в задней части ящика для хранения. Я была уверена в том, что он принадлежит Микеланджело. Доктор Краули думал иначе. Мы поцапались. Он меня уволил.
— Расхождение во мнениях вряд ли может послужить причиной для увольнения.
— Согласна.
— Тогда почему он так поступил? — спросил Дилэни, спокойно улыбаясь. — Непонятно, Финн, не так ли? Опять загадка.
— Мне кажется, его возмутило то, что какая-то зеленая практикантка посмела ему возражать. Самомнение у него было размером с небоскреб.
— Он был знаком с этим молодым человеком, Питером?
— Точно не скажу, но думаю, что не был.
— У вас нет соображений насчет того, кто мог так разозлиться на Краули, чтобы пойти на убийство?
— Я не очень хорошо знала директора.
— А что случилось с рисунком Микеланджело?
Финн нахмурилась. Вопрос показался ей странным, о чем она тут же и сказала.
— Полагаю, рисунок Микеланджело должен представлять ценность, — пояснил Дилэни.
— Конечно.
Он пожал плечами.
— Вот вам и мотив для убийства.
— В последний раз, когда я видела рисунок, он был в руках у Краули. Я бы положила его обратно в обложку…
— А зачем вы вообще его вынули? — резко спросил Дилэни.
Финн заколебалась. Почему его так интересует рисунок? Ей казалось, что он не имеет никакого отношения ни к смерти Питера, ни даже к смерти Краули. Она сняла обложку, чтобы получить при фотографировании более четкое изображение, но об этом решила умолчать. Во всяком случае, пока.
— Я хотела получше его рассмотреть. В общем, тут она не солгала.