Налетевший откуда-то порыв ветра подхватил шляпу женщины и унес за борт, а Ло Чан увидел, что у той осталась только половина лица, а правый глаз кажется белым нарывом на фоне голого запекшегося мяса. Это сделали люди с катера. Он знал, что они могут сделать то же самое или что-то еще похуже с ним, и знал почему. Только теперь он вспомнил, что уже видел и эту яхту, хотя корпус у нее тогда был не темно-синим, а красным, и эту женщину, которую ее светловолосый приятель со шрамом ради шутки привел к нему в бордель.
Но яснее всего он вспомнил старого японца на плоту и золотые слитки, завернутые в номер «Иомиури-хоти» времен Второй мировой войны. Они все еще лежали в сейфе у него в каюте.
Сначала они станут задавать вопросы, а потом выкинут то, что останется от него, за борт. Торпедный катер был уже совсем близко, а Ло Чан никак не мог отвести глаз от мертвой женщины и от мух, роящихся вокруг ее лица.
Он откинул голову назад и на мгновение закрыл глаза, стараясь вспомнить еще что-то. Ясный день, маленький парк на озере Хоан-Кием неподалеку от Черепашьей башни. Он сидит на траве с девочкой, которую зовут Цюэн, и тяжелой щеткой расчесывает ее волосы. Тяжелые и шелковистые, они как живые скользят у него по руке и рассыпаются, а он ловит их пальцами. Сквозь их густой водопад он тайком ласкает шею Цюэн, и сгорает от юной страсти, и знает, что всегда останется всего лишь сопливым толстым мальчишкой, которому красивая девочка как-то позволила расчесать свои волосы.
Позже его друг Трун скажет ему, что на самом деле он ей нисколько не нравился, ей просто нравилось видеть, как сильно он влюблен в нее. Но что это меняло? Ло Чан глубоко вдохнул и почувствовал запах dao phai — маленьких розовых цветов, которые всегда росли вокруг Черепашьей башни. И запах девочки, Цюэн. Как давно это было. Но ведь никто не живет вечно. По крайней мере, он не утонет. Ло Чан открыл глаза и увидел на носу катера мужчину с большим тесаком в руке.
Он в последний раз ощутил на руке тяжесть волос Цюэн, быстро поднес револьвер к виску и без колебания нажал на курок.
Если не вдаваться в научные подробности, тайфун — это достигающий силы урагана атмосферный вихрь с пониженным давлением в центре и циклоническим, то есть круговым, движением воздуха. Большая часть тайфунов формируется над западной частью Тихого и над Индийским океаном, причем в Южном полушарии происходит закручивание вихря по часовой стрелке, а в Северном — против. Порождается тайфун, как правило, сочетанием нескольких факторов: высокой температуры воды, конденсацией больших масс водяного пара и образованием над поверхностью моря участка пониженного давления, который и вызывает концентрическое закручивание воздушного потока.
Вода под образовавшимся вихрем начинает быстро охлаждаться, во-первых, потому, что облака закрывают солнце, а во-вторых, потому, что втягиваемый в поток теплый воздух вызывает усиленное испарение и вместе с водяным паром поднимается вверх. Таким образом, возникает почти неиссякаемый источник энергии тайфуна. Используя научную терминологию, один тайфун за сутки генерирует от пятидесяти до двухсот триллионов джоулей, что в двести раз превышает совокупную электроэнергию, вырабатываемую за сутки во всем мире. Для сравнения: такое количество энергии будет выделяться, если каждые двадцать минут взрывать десятимегатонную атомную бомбу.
Тайфун совсем не похож на хорошо организованный и величественно красивый «идеальный шторм», во время которого симметричные валы стройно катятся в одном направлении. Тайфун — это ад и хаос, гигантские водяные горы, сталкивающиеся между собой и в щепки разбивающие все, что попадается на их пути, всегда непредсказуемом и изменчивом. Центр, или «глаз», тайфуна, около двухсот миль в диаметре, окружен «стеной глаза», и скорость ветра в ней достигает двухсот миль в час. Иногда в «глазу» вода поднимается наподобие линзы и может образовать гигантский купол в сорок футов высотой, а под ним закручивается стремительной воронкой, порой достающей до самого дна. В этой линзе, которую называют «штормовой нагон», и кроется главная опасность тайфуна.
Двигаясь к берегу, нагон следует рельефу морского дна и поднимается вместе с ним. Со скоростью свыше ста миль в час он вылетает на сушу и там крушит и затопляет все живое. Результаты такого вторжения для прибрежных равнин, а иногда и целых стран бывают катастрофическими, и число жертв за один день может достичь десятков тысяч.
Брини Хансон понял, что неприятностей не миновать, уже через два часа после того, как «Королева Батавии», обогнув полуостров Сабах, вышла в Малавалийский пролив. Барометр продолжал падать, а мелкая рябь на поверхности моря превратилась в крупную маслянистую зыбь, шевелящуюся под брюхом судна, как неповоротливое морское чудовище. Стояла душная, давящая жара, а на горизонте появилась густая темная полоса, словно всосавшая в себя те несколько облачков, что еще полчаса назад маячили в небе.
— Плохо дело? — спросил у Хансона поднявшийся на мостик Билли.
Даже в закрытую рубку доносилось металлическое бренчание проволочного такелажа под напором усиливающегося ветра.
— Да, — подтвердил Хансон и, повернувшись к стоящему у штурвала Эли Санторо, скомандовал: — Курс на северо-северо-восток.
Молодой человек кивнул и переложил штурвал вправо. Через несколько секунд, подчиняясь рулю, «Королева Батавии» тяжело повернула и поперек зыби двинулась прочь от едва видного на горизонте берега. Теперь волны с грохотом разбивались о ее нос, а качка заметно усилилась.
— А разве не опасно в такой ситуации уходить далеко в море?
— Да, — опять подтвердил Хансон, — но, если начнется шторм, я хочу оказаться как можно дальше от рифов. Здесь нам не хватит места для маневрирования.
Сначала он надеялся, следуя вдоль берега, обогнать тайфун и укрыться в какой-нибудь безопасной бухте, а если повезет, добраться и до Кампунг-Сугута, где можно спрятаться в широком устье реки. Сейчас стало очевидным, что так не получится. Радар и собственные глаза свидетельствовали, что тайфун находится у них прямо по курсу и двигается слишком быстро, чтобы от него можно было убежать. Значит, самое разумное — это встретить его лоб в лоб и как можно дальше от берега. Тайфун в океане — это не подарок, а уж тайфун, несущий вас к берегу, — это почти верный конец.
Внизу, на камбузе, Финн тем временем помогала Тоши закрывать плиты и готовить сэндвичи на всю команду, а остальной экипаж по-штормовому крепил все палубное и прочее оборудование. Дело было знакомое: вместе с «Королевой» им пришлось пережить не один шторм. День уже близился к вечеру, а зыбь становилась все длиннее, и ее гребни украсились длинными, мертвенно-белыми барашками, которые ветер срывал, как клочья пены с клыков взбесившегося зверя.
Вода из бирюзовой превратилась в свинцовую, а потом и в непроницаемо черную, и в ней, казалось, не осталось ничего живого. Дельфины и летучие рыбы больше не мелькали среди волн, а все морские птицы куда-то скрылись задолго до того, как люди узнали о приближении тайфуна.
Когда начали сгущаться сумерки, «Королева» на большом расстоянии огибала ревущий прибой у рифов Пулау-Тигаба. С трудом сохраняя равновесие на узком трапе, Финн поднялась на мостик с кружками и целым термосом горячего кофе. По дороге она до нитки промокла, хотя и закуталась в старую резиновую куртку, которую выдал ей Тоши.