— Я пришла, — с вызовом в голосе повторила девчонка.
— Вижу, что пришла.
Мэйлин покатила тележку к воротам. Там она достала из сумочки старый ключ и открыла замок. Ключ с трудом поворачивался. Створки ворот слегка поскрипывали. «Надо будет снова напомнить Лиаму, — мысленно завязала она себе „на память“ узелок. — Сколько раз просила смазать замок, а он всё забывает».
— У вас есть пицца? — спросила девчонка. Теперь ее голос звучал мягче. — И еще какао. Я очень люблю разные шоколадные напитки.
— Что-нибудь найдется, — ответила Мэйлин.
У нее слегка дрожал голос. Странно: она уже не в том возрасте, чтобы чему-то удивляться. Встреча с этой девчонкой — вообще за пределами ее понимания. Она не должна была здесь появляться. Почему родители позволили ей болтаться по городу? Почему вовремя не сообщили Мэйлин? Как-никак, в Клейсвилле есть законы, которые для того и существуют.
Они вышли на тротуар. За воротами «Сладостного покоя» мир не был столь опрятным и ухоженным. Плитки тротуара давно не меняли, и из трещин лезли тугие, как жгуты, стебли упрямой травы.
— Кто по трещине пройдет, сломает мамочке хребет, — шепотом произнесла девчонка, наступив босой ногой на щербатый бетон. — Чем трещина шире, тем больнее, — добавила она, улыбнувшись.
— А это уже не в рифму, — заметила Мэйлин.
— Не в рифму? — искренне удивилась девчонка. — Тогда так: чем трещина длиннее, тем мамочке больнее. Теперь в рифму.
Девчонка размахивала руками, но совсем не в такт ходьбе. Шагала она уверенно, однако и здесь наблюдалась какая-то странность. Словно она шла не босиком, а в тяжелых кованых сапогах. Там, где она проходила, бетон крошился.
Мэйлин шла молча, толкая тележку. У поворота к своему дому она остановилась, достала фляжку и вылила на землю остатки виски. Другой рукой Мэйлин открыла почтовый ящик. Внутри лежал плотный конверт с наклеенной маркой и надписанным адресом. Дрожащими пальцами Мэйлин опустила фляжку в конверт, запечатала его, содрав защитную полоску с клапана, и положила бандероль внутрь ящика. Затем она подняла вверх красный флажок — сигнал для почтальона. Если рано утром она не заберет бандероль и не опустит флажок, разбухший конверт отправится к Ребекке. Мэйлин провела ладонью по заржавленному корпусу ящика. Почему у нее так и не хватило смелости обо всем рассказать Ребекке?
— Миссис Мэйлин, я хочу есть, — требовательным голосом напомнила о себе девчонка.
— Ах да. Извини, — прошептала Мэйлин. — Сейчас придем домой. Я тебе приготовлю чего-нибудь горячего. Потерпи еще немножко.
— Я потерплю. Вы ведь спасете меня, миссис Мэйлин? — Девчонка смотрела на нее глазами счастливого ребенка, которому пообещали купить игрушку. — Я знаю. И раньше знала: если я вас найду, все будет в порядке.
Несколько лет Байрон Монтгомери не переступал порог дома Барроу. А ведь когда-то он приходил сюда каждый день. В старших классах он встречался с Эллой — сводной сестрой Ребекки. С тех пор прошло почти десять лет, и сейчас Байрон впервые был благодарен судьбе, что обеих сестер здесь нет. Бабушка Эллы и Ребекки лежала на кухонном полу, в луже частично подсохшей крови. Ее голова была как-то странно вывернута, а одна рука сильно поранена. Скорее всего, кровь на полу — из этой раны. Похоже, что кто-то прокусил ей руку возле плеча. Но сказать об этом с уверенностью было невозможно — то место утопало в крови.
— Может, чем-нибудь помочь?
Появившийся Крис на время загородил собой тело Мэйлин. Шериф не был человеком крупного телосложения, но, как и все мужчины семьи Мак-Инни, умел в любых обстоятельствах привлечь к себе внимание. В юности мускулистый, ладно сложенный Крис хорошо смотрелся в барных потасовках. Сейчас он так же неплохо смотрелся и в должности местного шерифа, одним своим видом внушая спокойствие и доверие к закону.
— Ты что-то сказал?
Байрон с трудом перевел взгляд на Криса.
— Я просто поинтересовался. Мало ли, вдруг тебе станет плохо. Кровь… и все такое.
— Нет, — покачал головой Байрон.
Если у человека такая реакция на кровь, покойников и запах смерти, он просто не сможет работать в похоронном заведении. А Байрон работал в похоронных бюро разных городов и штатов, пока не уступил зову сердца и не вернулся в Клейсвилл. На работе он всегда сталкивался с последствиями смерти, хотя иногда они и способны шокировать. Зачастую смерть правильнее было называть гибелью. Особую категорию представляли люди, умершие после долгой болезни, и уж совсем отдельной, ни на что не похожей категорией шли детские смерти. Кому-то Байрон искренне сочувствовал, хотя не знал об умерших ничего, кроме их имени. Но его никогда не мутило. Он не испытывал приступов тошноты. Ничего подобного Байрон не чувствовал и сейчас. Смерть престарелой жительницы Клейсвилла прошла бы мимо него, как рядовое событие, если б не два обстоятельства: насильственный характер смерти и то, что Байрон давно и очень хорошо знал Мэйлин.
— Эвелин сходила за чистой одеждой, — сказал Крис, приваливаясь к кухонному шкафу.
Байрон только сейчас заметил, что кровью забрызгана только лишь часть кухни. Пространство слева от Криса оставалось совершенно чистым.
— Ты уже собрал доказательства…
Байрон умолк, не докончив фразы. Доказательства чего? Он совершенно не знал, что положено собирать в подобных случаях. Среди огромного количества покойников, прошедших через его руки, Байрону еще ни разу не доводилось видеть тело недавно убитого человека. Он ведь не был ни патологоанатомом, ни судмедэкспертом. Его работа начиналась потом, но никак не на месте убийства. Во всяком случае, так было везде, где он работал. Вернувшись домой, Байрон обнаружил разницу, которой прежде не замечал. Клейсвилл чем-то отличался от других городов. Чем именно — разобраться в этом он еще не успел.
— Какие доказательства я должен был собрать? — угрожающим тоном спросил Крис.
Многих этот тон заставил бы сжаться от страха. Но Байрон был знаком с Крисом уж очень давно. С тех самых времен, когда Крису стали продавать пиво в магазине «Смотри и плати», а Байрону по причине его малолетства продавать отказывались.
— Доказательства… преступления. Улики, — не слишком уверенно ответил Байрон и обвел рукой кухню.
Кровью Мэйлин был забрызган весь пол и поверхность двух кухонных шкафов. На столе стояли тарелка и два стакана. Вот и доказательство, что к Мэйлин кто-то приходил. Ну, с какой стати она бы стала наливать себе два стакана? Скорее всего, нападавший зашел к ней в гости, иначе не было бы ни стаканов, ни тарелки. Опрокинутый стул. Чем не доказательство, что Мэйлин сопротивлялась? На кухонном буфете Байрон заметил деревянную разделочную доску с буханкой хлеба и несколькими отрезанными ломтями. Вот и еще одно доказательство, что Мэйлин не ожидала нападения. Она доверяла тому, кто на нее напал. Байрон пошарил глазами, ища хлебный нож. Тот был вымыт и лежал в узкой деревянной сушилке возле раковины. Возможно, нападавший ударил Мэйлин ножом, а затем тщательно смыл с лезвия кровь и положил его в сушилку. Байрон пытался мысленно воссоздать сцену преступления. Может, Крис просто не хочет говорить с ним об этом? «А может, шериф заметил то, что ускользнуло от моего внимания?» — подумал Байрон.