— Это неизбежно, — признал более высокий монах. — Китайцы возведут собственного кандидата в ранг панчен-ламы в первый день июня по солнечному календарю на празднике Линка [7] . Но мы должны верить в волю Будды и никогда не расставаться с надеждой.

Дождь усилился, но оба монаха остались на своих местах. Капли падали на их тяжелые одеяния и бритые головы, катились по щекам, словно слезы. Оба чувствовали себя слишком уставшими, чтобы двигаться, словно дождь отражал настроение всего мира.

Все произошло так неожиданно. После смерти прежнего лидера они думали, что на поиски его реинкарнации уйдут долгие годы. Но не успели они узнать, что поиски официально начались, как дошли известия, будто мальчик убит — застрелен, хотя он даже не успел покинуть свою деревню.

Поскольку далай-лама находился в постоянной ссылке в Дарамсале, панчен-лама, Бодхисаттва мудрости, являлся фактическим правителем страны. Его указами жил народ Тибета, поддерживались закон и порядок. Один и тот же вопрос терзал двух монахов с самого утра: как Тибет защитится от китайцев, если ими будет править китайский назначенец?

Тихое урчание известило их о том, что в ворота монастыря въехала кавалькада автомобилей. Три лимузина «мерседес» с тонированными окнами медленно проплыли по древним плиткам двора. С характерным треском под колесами они остановились перед дверьми храма. Увидев машины, оба монаха сразу же беззвучно развернулись и поспешили по винтовой лестнице, которая вела с крыши во двор.

Они спустились, тяжело дыша, в тот момент, когда последние важные персоны выходили из машин.

— Ваш визит — большая честь для нас, — сказал более высокий монах, низко поклонившись. — Вы несете утешение в трудные времена.

Он отступил, когда очень старый человек в большой желтой шляпе и просторных красных одеждах вышел вперед, держа в руке деревянную трость. Главный лама желтой веры коротко кивнул, приветствуя обоих, после чего позволил провести себя в главный зал монастыря Ташилунпо, где множество молодых послушников готовили чай и закуски на длинном деревянном столе.

— Пусть они уйдут, — велел он, окинув взглядом суетящихся послушников. — То, что я скажу, предназначается только для ваших ушей.

— Конечно, ваше святейшество, — ответил тот из монахов, что пониже, покосившись на собрата.

Он несколько раз щелкнул пальцами, и суета прекратилась — молодые послушники исчезли за многочисленными дверями зала. Когда последняя дверь бесшумно закрылась за ними, старый лама наклонился вперед, и его шея задрожала под весом громадной желтой шляпы.

— Подойдите ближе, — выдохнул он.

Монахи послушно приблизились и опустились на колени так, что их головы почти соприкасались.

— Все не так, как кажется, — прошептал старый лама.

Его глаза настороженно посматривали на главную дверь зала.

— Мы приехали в деревню первыми и увезли мальчика.

Оба стоявших на коленях монаха подняли головы и уставились на старика, их лица излучали смесь сомнения и радости. Потом старый монах медленно кивнул, подтверждая сказанное, и у них на глазах выступили слезы облегчения.

— Но кого же тогда убили?

— Младшего брата мальчика. Невинного младенца, — ответил старик. — Мы молимся за него в его следующей жизни.

Монахи хотели встать, но лама, вытянув руки, на удивление уверенно удержал их на коленях.

— До его возвращения вы — хранители храма. Я знаю вас обоих с рождения и уверен, что вы никогда не предадите истину. — Его пронзительный взгляд на несколько секунд задержался на их лицах. — Нам следует вести себя так, как если бы мальчик умер, и сделать все, чтобы китайцы поверили, будто одержали победу. Но когда придет время, вы оба должны быть готовы принять его в Шигадзе и возвратить на законное место.

— Но где он?

По морщинистому лицу ламы пробежала улыбка.

— Он за пределами их досягаемости.

ГЛАВА 9

Приехав в центр Гилфорда, Лука посмотрел через ветровое стекло на затянутое тучами небо. Оно было того самого серого цвета, который, кажется, встречается только в Суррее. Солнцу не хватало силы, чтобы разграничить здания с небесами, а потому унылые бетонные сооружения терялись вверху, как на незавершенной картине.

Заехав на парковку на своем видавшем виды белом «лендкрузере», который Лука получил в подарок, когда ему было семнадцать, он испытал знакомый прилив клаустрофобии. Так случалось с ним всегда при виде этого офисного здания — чувство, не ослабевавшее с годами. Он вышел из машины, надел пиджак и поднял воротник от моросящего дождя. Несколько секунд он возился с верхней пуговицей белой рубашки, поправлял галстук. Он ненавидел это ощущение скованности. Его словно схватили за шею двумя руками и только ждали команды придушить.

Он отметился у администратора и поднялся на лифте на восьмой этаж, где размещалась компания его отца. Через большие стеклянные двери он вошел в приемную, где его приветствовал легкий сквознячок кондиционера.

Всего две недели назад, когда он вылезал из палатки, его лицо обдувал свежий горный воздух, но теперь ему казалось, будто это было сто лет назад. К этому времени — 8.30 утра — в горах он уже несколько часов бодрствовал, смотрел, как утреннее солнце пробивается между снежных шапок гор. Но здесь, в Англии, он чувствовал себя отрезанным от мира, словно природа являла собой нечто, чего следует страшиться, с чем необходимо избегать соприкосновения всеми возможными способами.

— Лука, привет.

Он поднял взгляд и увидел одного из младших клерков компании — тот стоял у двери в кухню. В руках он держал небольшую пластиковую чашку, наполненную коричневой жидкостью — то ли кофе, то ли чаем.

— Твой отец послал меня сказать, что ждет тебя.

— Уже? — удивился Лука и пробормотал: — Господи боже.

Войдя в собственный кабинет со стеклянными стенами, он принялся перебирать бумаги на столе, раскладывая их на две пачки. Почти все они были уже устаревшими заказами на полноприводные автомобили, экспортируемые их компанией по всему миру. Телефонные звонки и продажи давались Луке легко, но бумажную работу он ненавидел.

Постучав в дверь, Лука вошел в кабинет отца — тот сидел за большим, обитым кожей столом и разговаривал по телефону. Он наклонился вперед, разглядывая какой-то документ и выставив на обозрение макушку с редкими, тщательно расчесанными волосами. Когда отец поднял голову, Лука увидел такие же серые, как у него самого, глаза, только с набрякшими от возраста и обилия работы мешками. Отец чуть кивнул сыну и поднял палец, прося Луку помолчать, пока он не закончит разговор.

Лука прислонился к двери — у него не было желания проходить в кабинет, который ничуть не изменился за все годы, что отец работал здесь: те же шкафы, те же коллекционные штучки, аккуратно расставленные на полках и протираемые раз в неделю. Различные грамоты и сертификаты на право экспорта все так же висели на стене у окна, а под ними — две фотографии в рамочках.