Чжу коротко приказал что-то по-китайски, солдаты без слов бросились к Рене и ухватили его за свитер. Се подскочил первым, его пунцовые щеки и бычья шея оказались в нескольких дюймах от лица Рене, глаза которого тут же отметили кое-что на лямке солдатского рюкзака. Там висел большой боевой нож, металлическая рукоятка поблекла и покрылась царапинами — ножом часто пользовались. У всех солдат были такие ножи, и хотя под ножнами форма клинка лишь угадывалась, Рене успел изучить этих ребят и не сомневался, что нож заточен не хуже бритвы.

Рене почувствовал, как все внутри сжалось.

— До завтрашнего утра у вас есть время узнать, где они, — услышал Рене голос капитана у себя за спиной. — Иначе вы станете мне бесполезны.

Се подтолкнул Рене вперед, тот споткнулся о брошенную веревку, а несколько секунд спустя его уже тащили со стоянки к скале.

Чжу не обращал внимания на крики европейца, мысли его были далеко. Время шло, а он так пока и не добился результатов. Месяц. Такой срок назвал он начальнику БОБ. Месяц. Но месяц уже заканчивался, и он знал, что в Пекине с нетерпением ждут его следующего доклада.

Послышалось шуршание брезента, и из палатки медленно появилась массивная фигура Чэня. Повернувшись, он вытащил ноутбук, отсоединив один из проводов, чтобы можно было отойти с компьютером от блока питания.

— Сэр, я нашел кое-что. Возможно, это интересно.

Чжу посмотрел в его сторону.

— Я только что скачал письмо, сообщение из Кембриджа, Англия.

Чжу молчал, от него исходила непонятная аура враждебности. Чэнь откашлялся и посмотрел на экран, словно ища в нем поддержки.

— Сообщение четырехнедельной давности, но я, к сожалению, не видел его, поскольку мой допуск был временно приостановлен… после происшествия… с тем мальчиком.

Чжу ждал. Его терпение было на исходе.

— Я просматривал старые файлы и обнаружил, что это сообщение касается одного из тех, кого мы ищем, Луки Мэтьюса. Он, как утверждается, разговаривал с нашим старым информатором о чем-то, называемом «бейюл». Сообщение отправлено… — он помедлил, сверяясь с экраном, — профессором Тан.

Чжу посмотрел на него неожиданно ожившими глазами.

— Прочтите.

— Слушаюсь, сэр.

Он прочел письмо полностью, включая дату и время.

— Я перепроверил, но нигде в наших документах не нашел слова «бейюл».

— Потому что оно засекречено, — рассеянно произнес Чжу.

Он повернулся к скале, чувствуя внезапное волнение. Значит, он был прав все это время. Там что-то есть — вот только действительно ли один из легендарных бейюлов? Ведь последний из них уничтожили еще во времена культурной революции более тридцати лет назад. Культурная революция положила конец всем этим глупостям. Они прочесали все ущелья, все горные вершины. Неужели пропустили один?

— Немедленно соедините меня с Пекином. Мне нужна спутниковая съемка всего, что есть над этой стеной. Если нужно, пусть изменят орбиту спутника. Да, и съемка нужна в полном спектре частот, чтобы пробиться через облачность.

— Слушаюсь, сэр.

— И, лейтенант, никто в Бюро не должен об этом знать. Скажите техническому специалисту, пусть уничтожит все ссылки на этот поиск, когда переправит вам документы.

Чэнь застыл на миг в недоумении и поспешил в палатку.

Мгновение спустя Чжу услышал, как тот возится в куче одежды и проводов, извлекая один из двух имеющихся у них спутниковых телефонов.

Он постоял немного, глядя на неприступные горы, обшаривая глазами громадные разломы в скалах. Если там действительно бейюл, то приверженцы желтой веры наверняка именно в нем и спрятали мальчика, Чжу не сомневался. Теперь все становилось ясно. Но находка должна принадлежать ему одному. Он не позволит кому-либо еще в Бюро претендовать на открытие такой важности. Бейюл будет принадлежать ему, и скала теперь оставалась последним препятствием на его пути к месту, где скрывался панчен-лама.

С завтрашнего утра он начнет отправлять туда солдат по двое, скалолазы они или нет — не имеет значения.

ГЛАВА 40

Тропинки не было, а потому Рене и обоим солдатам пришлось пробираться по кустарникам и зарослям папоротника, лепившимся к склонам горы. Они цеплялись ногами за корни, рвали штаны о колючки. Продвигались они медленно. Впереди, насколько хватало глаз, возвышалась неприступная скальная стена.

Они шли без остановки вот уже шесть часов. Рене брел с упрямой решимостью, но чувствовал, что ноги от усталости начинают дрожать. Он бормотал себе под нос, направляя свою ненависть на толстошеего солдата-насильника в нескольких ярдах впереди, — Се, словно верный пес, шаркающей походкой плелся следом за сержантом-спецназовцем.

Рене резко остановился перед странными цветами, растущими у большого камня. Цветы напоминали сливовые — такого же черного цвета, со сморщенными лепестками. Короткие щетинистые волоски торчали во все стороны.

— Мандрагора каулеценс, — пробормотал он, легонько проводя рукой по лепесткам.

Впервые появившись в Тибете восемь лет назад, он чуть ли не месяц потратил на то, чтобы найти эти цветы, и вот они перед ним. Если бы только это случилось при иных обстоятельствах.

Он поднял голову и увидел, что сержант остановился и внимательно смотрит на него. Рене выпрямился и подошел к солдатам. Он засунул руку в карман вельветовых брюк и вытащил помятую пачку сигарет. Он выигрывал время, чтобы дать себе передышку. Открыв пачку, он протянул ее сержанту, но тот нетерпеливо покачал головой. Тогда Рене не спеша вытащил сигарету себе и предложил одну Се, а другой рукой полез в карман за зажигалкой.

Се быстро перевел взгляд с пачки на лицо Рене. Он нырнул вперед, намереваясь выхватить пачку из рук Рене, но промахнулся. Он хотел повторить попытку, но сержант вытянул руку и остановил его, потом прошептал несколько слов, и Се тут же опустил глаза в землю. Медленно качнув головой, сержант снова двинулся в том направлении, куда они шли.

— Похоже, ты не на такой уж дружеской ноге с начальством? — усмехнулся Рене.

Лицо Се ожесточилось, когда он уловил интонацию европейца и оценил его ироничную улыбку.

Рене собрался уже двинуться дальше, но тут Се издал слабый стон. Звук был таким тихим, что сержант не услышал его. Рене недоуменно посмотрел на солдата, а тот облизнулся, мерзко пародируя наслаждение. Он снова застонал — высоко, по-девичьи.

— Ах ты, сволочь! — прошипел Рене. — Она ведь совсем ребенок…

Се издевательски ухмыльнулся и пошел за сержантом, довольный тем, что европеец понял его. Несколько мгновений Рене просто смотрел ему вслед, щеки его побагровели, а и без того громадное тело словно увеличилось — живот втянулся, грудь расправилась. Потом эта махина бросилась вперед, перешла на бег и за несколько шагов набрала приличную скорость.