Дед Ника работал водителем автобуса в Денвере, а его прадед водил старинные троллейбусы, соединявшие город с окраинами и городками-спутниками; потом троллейбусы оказались вытеснены автомобилями. Ник слышал от своего деда Николаса забавные истории об «Элитч-гарденз». Много десятилетий тот повторял одно и то же: «Не видеть „Элитч-гарденз“ — значит не видеть Денвера».
Открывшийся в 1890-м «Элитч-гарденз» первоначально отстоял на многие мили к западу от центра города, располагаясь в районе 38-й авеню и Теннисон-стрит. Эта окраина тогда больше походила на отдельную деревню. Первый «Элитч-гарденз» расширялся, но в нем сохранялись деревья, обширные цветники и затененные участки для пикников, где посетители могли съесть взятую с собой провизию. Лет сорок здесь находился зоопарк, на протяжении целого столетия действовал даже свой театр: там сначала выступали летние гастролеры, а потом, уже в двадцатом веке, — приглашенные кино- и телезвезды. К 1930-м годам «Элитч» построил танцевальный зал «Трокадеро», где играли джаз и мелкие группы, и большие оркестры. Дед Ника говорил, что по национальному радио даже шла передача «Вечер в „Трокадеро“». В 1950-е годы владельцы построили еще и «Киддилэнд» — площадку для детей с маленькими гоночными машинками, двухместными ракетными самолетами и настоящими плавающими «моторными лодками». Хотя до того считалось, что большие парки аттракционов предназначены для взрослых, «Киддилэнд» имел огромный успех.
В 1994-м «Элитч» переместился на свое нынешнее место близ центра города, а два года спустя его приобрела компания, которая владела шестью другими парками «Шесть флагов» в разных частях страны. Новые владельцы залили траву и сады бетоном, «Киддилэнд» и другие тихие аттракционы окончательно превратились в сумасшедшие горки, а входная плата выросла настолько, что для посещения парка всей семьей приходилось чуть ли не просить кредит в банке. Когда компания в 2006 году продала парк, ее преемница вернула старое название, «Элитч-гарденз», но одновременно уничтожила последние остатки зелени и тех аттракционов, что не повышали уровень адреналина до запредельного.
Ник знал все эти подробности, потому что для его деда и матери «Элитч» стал символом Америки конца двадцатого и начала двадцать первого века. Америки, которая от тишины, зелени, красоты и доступных семейных развлечений перешла к сумасшедшему и дорогущему ужасу с шестикратным ускорением.
Ну что же, думал Ник, который припарковал машину и теперь шагал к КПП по растрескавшейся, вспучившейся, поросшей сорняками парковке, Америка получила весь ужас, на который только могла надеяться.
Охранники на первом КПП — бывшие полицейские — помнили Ника и встретили его по-доброму, а волшебная черная карточка, переданная Накамурой через Сато, сняла все вопросы. Один из охранников позвонил, чтобы Дэнни Озу сообщили о приходе гостя, и даже провел Ника по замысловатому лабиринту из лачуг, палаток, заброшенных аттракционов и открытых киосков.
— Похоже, у них тут есть все, что нужно, — заметил Ник, чтобы завязать разговор.
— О да, — ответил Чарли Дьюкейн, бывший патрульный, — лагерь вполне может существовать автономно. Здесь свои врачи, дантисты, психиатры и вполне порядочная клиника. И даже шесть синагог.
— А сколько жителей?
— Около двадцати шести тысяч, — сообщил Чарли. — С точностью до сотни-другой.
Перепись, проведенная шесть лет назад, зафиксировала чуть более тридцати двух тысяч. Ник знал, что среди беженцев из Израиля много пожилых людей и во всех лагерях высока смертность от рака. Наружу почти никого не выпускали.
Ник встретился с поэтом в пустой обеденной палатке под ржавеющими стальными виражами какой-то безумной «русской горки» и обменялся с ним рукопожатием: безжизненная, влажная, костлявая, слабая ладонь. Он недавно видел Дэнни Оза — во время флэшбэк-сеанса и на трехмерном воссоздании сцены убийства в квартире Кэйго Накамуры. За последние шесть лет этот человек ужасно постарел. Шесть лет назад Оз был, как и полагается поэту, худым, седым и несколько чахоточным с виду; волосы его к пятидесяти годам почти совсем поседели, но тощее тело хранило скрытую энергию взведенной пружины, а глаза оставались живыми, как и разговор. Теперь Ник видел перед собой живой труп: желтоватого оттенка кожа и белки глаз, волосы, пожелтевшие, как зубы у заядлого курильщика. Складки в уголках глаз и не лишенные привлекательности — как у старых ученых — морщины превратились в канавки и борозды на коже, туго обтягивавшей неровности черепа.
Дэнни Оз пережил то, что евреи называли вторым холокостом, но в результате облучения заболел раком (все одиннадцать бомб, что смастерили правоверные, были воистину грязными). Правда, Ник не помнил, что за разновидность рака его поразила.
Но какая разница? Главное, что этот рак медленно убивал поэта.
— Рад снова видеть вас, детектив Боттом. Удалось ли вам поймать убийцу Накамуры?
— Я уже не детектив, мистер Оз. Меня уволили из полиции, я не работаю в ней больше пяти с половиной лет. И к раскрытию того убийства они сегодня близки ровно так же, как и шесть лет назад.
Дэнни Оз глубоко затянулся сигаретой (Ник с опозданием сообразил, что это конопля: вероятно, она служила болеутоляющим) и, прищурившись, посмотрел на Ника сквозь облачко дыма.
— Если вы больше не работаете в полиции, мистер Боттом, чему я обязан удовольствию видеть вас?
— Меня нанял отец убитого, — объяснил Ник.
Про себя он отметил, что даже с учетом действия конопли и вероятности того, что Оза только-только разбудил звонок, взгляд поэта был слишком уж ненаправленным. Оз смотрел в никуда поверх правого плеча Ника. Ник знал этот взгляд тысячелетнего старика — он встречал его в зеркале, когда решал утром, что надо побриться. Дэнни Оз употреблял гораздо больше флэшбэка, чем шесть лет назад.
— Так что, будут вопросы шестилетней давности? Или вы пришли с новыми? — спросил Дэнни Оз.
— Вам не приходило в голову ничего, что могло бы нам помочь, мистер Оз?
— Зовите меня Дэнни. Нет, не приходило. Вы и ваши коллеги все еще полагаете, что Кэйго Накамуру убили из-за его видеоинтервью? Что-то там будто бы проскочило?
— У меня нет никаких «коллег», — сказал Ник, слабо улыбнувшись. — И у меня нет ничего столь изящного или продвинутого, как гипотеза. Боюсь, что мы топчемся на месте.
— Что ж, все равно это удовольствие для меня — поболтать с персонажем из «Сна в летнюю ночь». [53] Я часто думал о том, что вы мне сказали.
— И что я вам сказал?
— Что пока ваша жена не назвала вас персонажем шекспировской пьесы, вы не знали об этом.
Теперь Ник улыбнулся во весь рот.
— У вас чертовски хорошая память, мистер… Дэнни.
«Если только ты тоже не флэшбэчил на нашу последнюю встречу. Хотя с какой стати тратить на это деньги и наркотик? Чтобы не запутаться в показаниях?»