Здесь творилась история. Прямо тут, на этом самом острове, было что-то святое. Теперь Гери прикоснулась к этому. Она завидовала апостолу Иоанну, который жил здесь, еще когда на острове все было скромным. Ей казалось странным, что люди решили возвести огромное здание на том месте, где Господь тихим голосом обратился к святому человеку. Почему никому не пришло в голову сказать: «Вот здесь Иоанну явилось видение. Мы оставляем остров таким, каким он был, чтобы и другие могли прийти сюда, смиренно ища сближения с Богом»?
Однако люди продолжали поклоняться видениям, явившимся другим, вместо того чтобы открыть самих себя собственным видениям.
Когда часы показали шесть утра, Гери приняла душ, оделась, бесшумно покинула номер и через гостиницу вышла на террасу ресторана. Невысокая каменная стена и две колонны по бокам образовывали своеобразную рамку. По краям раздвинутым занавесом зеленела пышная растительность. Прямо впереди простиралась бухта Грикос, вдалеке виднелся остров Трагониси.
Отыскав выключатель, Гери зажгла на террасе свет и устроилась на прохладном зимнем воздухе, читая журнал. Незадолго до семи часов там ее и обнаружила молодая служанка, которая принесла кофейник и выпечку.
Наконец ровно в семь в дверь вошел брат Тимофей. Гери нравились его уверенность, бьющая ключом энергия и решительная поступь.
Монах сразу же увидел ее и пододвинул к столу еще один стул. Гери взяла вторую чашку, и брат Тимофей с благодарностью принял дымящийся кофе.
– Итак, говорите, – сказала она.
Подавшись вперед, монах накрыл ее руки своими большими ладонями, пристально посмотрел ей в глаза и начал:
– Я расскажу вам об одной замечательной вещи, которую обнаружил, когда разбирал древние реликвии, рукописи, письма и свитки в монастырской библиотеке. Вчера мы говорили о смысле видения Иоанна и о том, что здесь, на Патмосе, были воздвигнуты величественные монастырь и собор, затем разрушенные. Но то, что произошло дальше, то, что действительно означало видение Иоанна, как и большинство исторических уроков, было пересказано теми, кто руководствовался собственными корыстными целями. Эти люди готовы были открыть только то, что хотели внушить другим, коварно умолчав обо всем остальном. Они получили выгоду от этих тайн за счет таких людей, как мы с вами, которых оставили в неведении. Я не верю в то, что все эти тайны предназначались для немногих избранных. Мир заслужил узнать то, что я недавно обнаружил.
Брат Тимофей умолк. Достав из кармана платок, он вытер лоб, покрытый по́том, даже несмотря на утреннюю прохладу.
Гери улыбнулась, приглашая его продолжать.
– Год назад я прибыл в монастырь Святого Иоанна, чтобы изучить некоторые документы, хранящиеся в его библиотеке. Речь шла об оригиналах писем, собственноручно написанных Арсениосом Скинурисом, тем самым монахом, который в тысяча восемьдесят пятом году обратился к преподобному отцу Кристодулосу с просьбой помочь восстановить монастырь Святого Иоанна здесь, на Патмосе. Как вы, вероятно, помните, именно Кристодулосу удалось уговорить императора дать разрешение на строительство нового монастыря. Больше того, император передал управление островом отцу Кристодулосу. Можете представить себе, какой восторг я испытал, когда нашел те самые письма, начертанные рукой Скинуриса! В них он в основном говорил о планах строительства монастыря, даже прилагал к ним рисунки и чертежи построек, связанных между собой, часовен и лестниц. Однако в одном письме содержался богословский трактат о падении Вавилона, становлении новых небес и новой земли. Свое письмо Скинурис закончил словами: «Блаженны те, которые омыли одежды свои, чтобы иметь им право испить из реки жизни и войти в город воротами». Язык и лексика показались мне знакомыми. В тот же вечер я отыскал в греческом тексте Нового Завета отрывок, близко совпадающий с окончанием письма. Это было Откровение Иоанна Богослова, глава двадцать вторая, стих четырнадцатый. Помните? Там говорится: «Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами» [8] .
Брат Тимофей перевел дух и продолжил:
– Разумеется, не было ничего странного в том, что монах в письме приводил слова покровителя своей обители, носившей имя Иоанна Патмосского! Это я понял. Тут не было абсолютно ничего странного. Но меня заинтересовало небольшое изменение исходного текста, и я захотел узнать, что толкнуло Скинуриса на такое. Надеясь отыскать какие-либо указания, я стал изучать другие письма, принадлежащие его перу, но нашел лишь выполненные от руки чертежи различных строений монастыря, и больше ничего. Однако во время поисков я обнаружил жестяную коробку с документами, которые уцелели, когда в шестом веке главный собор дотла сожгли турки. Это были письма и записки священника, настоятеля собора, в тот период, когда османы захватили остров Патмос. Вот где начинается самое интересное. Я положил эти записки рядом с письмами монаха Скинуриса и даже своим непрофессиональным взглядом увидел, что они написаны одним и тем же характерным почерком. Но это же невозможно! Как один и тот же человек мог написать документы, отстоящие друг от друга по времени больше чем на пятьсот лет? Несомненно, кто-то пошутил, положив эти письма в коробку, рассчитывая на то, что какой-нибудь неопытный глупец вроде меня купится на эту уловку. Все же меня одолевало любопытство. Стыдно признаться, но я совершил очень неблаговидный поступок, да простит меня Господь! Я «одолжил» несколько записок из коробки и одно письмо Скинуриса, запечатал их в пакет и забрал на материк, не спросив разрешения и никому не сказав об этом. Я нашел эксперта-почерковеда, и тот подтвердил, что эти документы написаны одной рукой. Следующим шагом был лабораторный анализ бумаги и чернил письма и записки. Результаты? Запискам из коробки было тысяча четыреста лет плюс-минус пару десятков. Письму Скинуриса – девятьсот. Единственным логическим заключением оказалось то, что священник из шестого века и монах из одиннадцатого – одно и то же лицо! Спрятав документы в надежное место, я вернулся на Патмос. Мне нужно было раскрыть тайну человека, прожившего пятьсот лет, а то и больше. Вы можете представить себе такое?
Гери молча смотрела на брата Тимофея, понимая смысл его слов, но придерживая суждения при себе. Разумеется, она могла представить себе такое, потому что постоянно слышала, как Нестор разговаривал об этом с учеными.
– Тогда я стал изучать чертежи. Почему Скинурис так серьезно занимался планами монастыря? Он рисовал лестницы и внутренние дворы с потайными дверями, коридоры, ведущие в никуда. Многие его наброски содержали условные значки, которые нигде не расшифровывались. Тут крестик, там кружочек, но никаких описаний и разъяснений. Скинурис также оставил много набросков прачечной, которую хотел устроить глубоко в подвале под часовней. Почему он уделил столько внимания месту, где стирались рясы и постельное белье? Мне пришлось строить догадки. Легенда гласит, что нынешний монастырь был спланирован как лабиринт: проходы и тоннели, никуда не ведущие, потайные двери, тупики и все такое, для того чтобы обмануть пиратов и грабителей. Но… вдруг за всем этим стоял какой-то тайный замысел? Одни проходы вели в никуда, но другие нет? Если что-то было сознательно спрятано? Тут меня осенило. Вернемся к тексту богословского трактата монаха. «Блаженны те, которые омыли одежды свои, чтобы иметь им право испить из реки жизни и войти в город воротами». Река жизни, вечная жизнь, фонтан молодости – называйте как угодно. Скинурис это нашел. Но кем мог быть тот человек, как не тем, кому ангел первому явил видение нового рая и новой земли? Именно ему тот же ангел открыл тайну местонахождения реки жизни. Он выпил из нее, после чего прожил сотни лет, оставаясь хранителем этой тайны. Это был сам апостол Иоанн! Гери, поверьте, я прекрасно понимаю, что мои слова кажутся вам безумием. Но неужели это более неправдоподобно, чем остальные вещи, записанные в видении Иоанна? Выслушайте меня до конца. Глядя на планы, составленные этим святым человеком, я вдруг понял, что река жизни должна протекать глубоко под подвалами монастырской часовни. Рисунки Скинуриса содержат ключ, который позволит открыть тайны, спрятанные под землей. Теперь я знаю, что это действительно так. Часть видения, явившегося Иоанну, относится не к каким-то далеким небесным местам – когда он записывал, все это было прямо у него перед глазами, здесь, на Патмосе! – Брат Тимофей откинулся назад и шумно вздохнул. – Я не жду, что вы просто поверите мне на слово. Гери, я нашел ее, – возбужденно прошептал монах. – Как и те, кто были до меня. Она здесь. Настоящая. Я могу проводить вас к ней. Вы обмакнете руки в бегущей воде. В реке жизни.