– Ну ладно, это я просто так сказала! А как Керри и Лисси? В голосе Марии прозвучал неподдельный интерес. Лисси завоевывала сердце каждого, кто хотя бы раз видел ее.
– О, она прекрасна, наша Лисси. Хочешь ее увидеть? Она растет с каждым днем. Глаза у нее, как темные озера. Честно, Мария, она просто изысканна. Уже поднимает головку, чтобы рассмотреть все вокруг. Ты не поверишь, ведь ей еще нет и четырех месяцев!
– Она сильная. Как она ухватилась за мою руку, когда я ее увидела в первый раз! Она непременно будет красавицей. Эти длинные черные волосы… Я никогда не видела таких волос у ребенка. А как Эйлин?
Бриони помрачнела.
– С ней плохо, Мария. И с каждым днем все хуже. Сегодня приезжает эта монахиня, сестра Мария Магдалина. Я надеюсь, она поможет. Эйлин очень высоко ее ценит, хорошо с ней ладит. Но Эйлин так ослабла! Что ей ни предлагают из еды, она от всего отказывается. У нее большой живот, а руки и ноги тощие, как палки. Она странно выглядит.
Мария чуть не сказала: «Она и сама странная!» – но вовремя спохватилась.
– А что говорит доктор? Бриони пожала плечами:
– Ничего особенного. Только то, что у Эйлин нервы не в порядке. Каждый день она пьет портвейн, чтобы улучшить кровь, ест печень, опять же для крови, много отдыхает. Но за последние три недели она почти не вставала с постели. Я думаю, ее следовало бы заставить прогуляться, проветриться. В ее комнате душно и такой неприятный запах… Я думаю, это от ее пота.
Мария поморщилась.
– Я слышала, как она разговаривает сама с собой, – продолжала Бриони. – У нее явно не все дома. Я не знаю, что будет, когда появится ребенок. Я присмотрю за ним, а ей скорее всего придется вернуться в «Си Вью». Иногда хочется встряхнуть ее, сказать ей, чтобы она собралась, взяла себя в руки, но, разумеется, я этого не делаю.
Мария тихо вздохнула:
– Наверное, тебе очень тяжело, Бриони.
– Так оно и есть. Наблюдать, как тот, кого ты любишь, катится в пропасть! Порой мне кажется, что она просто хочет умереть.
– Ты ошибаешься, Бри. Никто не хочет умереть.
Бриони мрачно улыбнулась.
– Я знаю Эйлин. Она не такая, как мы, Мария. Она другая. «Слишком натянутая струна», как говорит мать. «Чувствительная», как говорит доктор. Последняя надежда у меня на монахиню – может быть, она как-то расшевелит ее, хотя бы на время.
Сестра Мария Магдалина сидела в комнате у Эйлин. Больная выглядела просто ужасно. Монахиня знала, что доктор приезжает каждый день, ему платят огромные деньги, и все же Эйлин выглядела как мертвец. Кожа на ее лице истончилась и натянулась, под ней резко выступали кости черепа. Живот у Эйлин раздулся, по сравнению с ним руки и ноги выглядели болезненно тощими. Ее волосы казались неживыми, они утратили блеск, а глаза выцвели. Эйлин очень медленно переводила взгляд с предмета на предмет, словно даже такое действие причиняло ей боль. Монахиня принялась молиться, едва вошла в спальню Эйлин.
Позже Мария Магдалина села поесть вместе с Керри, Бернадетт и Бриони. Она воскликнула:
– Какой прекрасный кусок говядины! Я люблю хорошую еду. Хотя, наверное, не должна любить, раз я сестра милосердия!
Бриони улыбнулась ей. У монахини оказался чудесный грудной голос, в нем звучал ирландский задор.
– Как вы нашли Эйлин, сестра Мария Магдалина?
Молодая монахиня махнула рукой:
– «Сестра Мария» – будет достаточно, или просто «Мария». Мне еще повезло, а вот у нас в «Си Вью» есть монахиня, которую зовут сестра Иоанн Креститель! Это так забавно, а она настаивает, что это прекрасно.
Бернадетт и Керри засмеялись. Бриони мягко напомнила:
– Вы не ответили на мой вопрос, Мария.
– Сказать вам правду? Я думаю, она умирает.
Эти простые откровенные слова потрясли Бриони. Она уронила вилку, и та с громким стуком упала на паркет.
– Ну вы же сами спросили. Я за всю свою жизнь не видела человека, который бы так болезненно выглядел. Господь ее любит, но ее тело не может справиться с грузом жизни.
Бриони сдержала естественное желание возразить, поскольку понимала: девушка просто констатирует факт. Бриони и сама чувствовала, что это правда.
– Скажите мне, Мария, как нам быть? Что мы можем сделать, чтобы ей стало лучше?
Маленькая монахиня дожевала кусок говядины и честно ответила:
– Все, что мы можем, – это молиться. Молиться, чтобы ребенок родился здоровым. Мы ведь не хотим потерять их обоих, правильно? Если она переживет роды, тогда, я думаю, она поправится. Но на ней нет ни унции мяса, а хуже всего то, что она утратила волю к жизни. Стоит только поговорить с ней, чтобы понять это. Кто прибирал ее комнату?
Керри озадачил этот вопрос, и она ответила:
– Я… Мы все, а что?
– Она специально делает так, чтобы ее вытошнило, я и раньше такое видела. Она освобождает свой желудок после каждой еды. Вот почему она ничего не весит. Я надеюсь, что хоть ребенок питается нормально.
Бриони облизнула пересохшие губы. Уже давно она догадывалась о чем-то подобном. Сдавленным голосом Бриони произнесла:
– Я добиваюсь того, чтобы она пила молоко и портвейн. Я сама даю ей питье. Доктор также прописал тонизирующее средство, и она регулярно принимает его. Она пьет теплое молоко с медом перед сном. А кто-то из нас должен спать в ее комнате, чтобы все выпитое оставалось в ней.
Бернадетт заплакала.
– Не надо сейчас плакать, – сказала Мария. – Мы все общими усилиями доведем ее до родов. Днем и ночью я буду рядом с ней, и мы проследим, чтобы она больше не избавлялась от пищи. А потом, когда она благополучно родит, мы постараемся поставить ее на ноги. И тогда она сама сможет смотреть за своим ребенком.
– Может, ребенок пробудит в ней волю к жизни? – вслух подумала Бриони.
Монахиня кивнула и отрезала себе еще ломтик говядины:
– Я страшно хочу есть! Посмотрите на меня, я ем, как батальон солдат!
За едой она могла не высказывать вслух свои настоящие мысли: «Как раз ребенок-то и убивает Эйлин Каванаг».
Джонатан ля Билльер и Руперт Чарльз развлекались на полную катушку. Керри на сцене исполняла залихватскую песенку, клуб гудел. Повсюду люди болтали, танцевали или ели. Воздух был сизым от сигаретного дыма, атмосфера царила непринужденная. Джонатан и юная леди по имени Элен держали друг друга за руки. Слева от Джонатана сидел Руперт со своей пассией – Питером Хокли, и они тоже держались за руки. Многие обращали внимание на эту парочку. На лицо Питера был нанесен макияж: глаза подведены жидкими тенями, губы накрашены ярко-красной помадой. Он надел мужской костюм и сандалии с открытыми носками. Ногти на ногах были накрашены лаком того же цвета, что и губная помада. Эффект получался ошеломляющий.