— Это нечестно, мистер Лоутон. Ведь я ничего не знаю, и вам прекрасно известно, что это так. Вероятнее всего, здесь вообще нечего знать. И поэтому вы здесь.
Лоутон зажег еще одну сигарету и усмехнулся.
— Мне просто нужно твое заявление, в котором говорилось бы, что ты отказываешься дать какие бы то ни было свидетельские показания против Бруноса. Вот и все.
Джимми с обреченным видом помотал головой:
— Вы просто ослиная задница, мистер Лоутон.
— Мне это уже говорили, Джимми. Много раз. И люди гораздо лучше, чем ты. А теперь поедем в участок. Не возражаешь?
Донна огляделась по сторонам.
Судейские возвращались в зал суда. С ними присяжные: восемь мужчин и четыре женщины. Вид у них был серьезный, чего и следовало ожидать. Донне вспомнилось давно забытое: залы судов из американских драм на судебную тему, в которых жена подозреваемого, зная, что ее муж невиновен, вынуждена была наблюдать за тем, как ему выносят приговор… Однако сейчас здесь отсутствовали недружелюбно настроенные полицейские, которые могли бы забаллотировать судей или присяжных. Донна почувствовала безумное желание расхохотаться, умом сознавая, что это не веселье, а признак надвигающейся истерики. Переборола в себе этот порыв и затаила дыхание.
Она обратила внимание на репортера, рисовавшего эскиз портрета Джорджио, и все-таки испустила долгий вздох. Шесть недель назад, в начале судебных слушаний, Джорджио держался почти развязно, был уверен в себе. Он сидел неподвижно и прямо, повернувшись в профиль к девушке-репортеру, чтобы та могла нарисовать его в лучшем виде. Даже улыбался своей обворожительной улыбкой. Сегодня Джорджио выглядел обмякшим и сидел на стуле с каким-то побитым видом. Тем не менее Донна всем сердцем рвалась к нему, к своему мужчине, к мужу, по которому она так скучала, особенно по ночам.
— Господи, да они просто тянут время! Покончат они когда-нибудь с этим делом? — Маэв Брунос говорила громко, а лицо ее, наполовину закрытое шляпой с большими полями, казалось свирепым.
Донна взяла ее за руку и крепко пожала ее. Папаша Брунос вытирал лоб большим платком. Он, по-видимому, с трудом втиснул свое огромное тело в строгий темно-синий костюм. И оттого казался здесь неуместным, словно крестьянин, попавший в компанию аристократов. Донна чувствовала, как сердце у нее сжимается от любви к этим двум добрым людям, которые были и поражены, и озадачены событиями последнего времени. Богобоязненные, законопослушные граждане страны, которая радушно приняла их, они никак не могли понять, что же стряслось. Их старший сын, их радость и гордость, обвинялся в составлении плана ограбления банка — в преступлении, невероятно серьезном, в высшей степени тяжком. Во время ограбления погиб охранник — молодой мужчина, имевший очаровательную пухленькую жену и двух маленьких, невинных детишек. Другой охранник был ранен выстрелом в ногу: достаточно тяжело, чтобы оказаться прикованным к офисному столу, ибо постоянная хромота, как официально признавалось, позволяла ему выполнять лишь канцелярскую работу. Он лежал рядом с мертвым коллегой, пока грабители в масках перегружали деньги в машину — в ту самую машину, о которой Джорджио Брунос за три месяца до этого заявил как об угнанной.
Обстоятельства дела были налицо. Правда, в день ограбления Джорджио находился на стоянке подержанных машин — это изначально засвидетельствовали три человека. Однако все три свидетеля были признаны ненадежными. Свидетельница — женщина по имени Матильда Брейтвейт, заглянула на стоянку, чтобы полюбоваться на небольшой спортивный «Мерседес». Женщина случайно оказалась, что называется, в ненужном месте и в ненужный час. Под присягой свидетельница затрепетала. И в конце концов уже не смогла точно припомнить, в тот ли день она была на стоянке или днем раньше. При этом она откровенно призналась, что часто таскается по автостоянкам и рассматривает разные модели: это у нее нечто вроде хобби наподобие того, как некоторые женщины, к примеру, любят осматривать чужие дома. Другие два свидетеля быстро себя дискредитировали, потому что один оказался осужденным прежде преступником, а другой — просто известным бездельником, которого уже обвиняли ранее в клятвопреступлении.
В ходе расследования возникла целая галерея интересных лиц: эти люди все как один заявили, что ни при каких обстоятельствах не станут свидетельствовать против Джорджио Бруноса. Это, конечно, был фарс, но организованный фарс. Ни один из них не желал отвечать на вопросы прямо. И при этом каждый из этих людей отказывался давать показания. Когда один такой человек, некий Джимми или кто-то еще, на очередном судебном заседании мямлил свое, как заведенный, у Донны появилось ощущение, что все это — доносчики, действующие по единому сценарию.
Затем на сцене появился внешне абсолютно надежный и весьма благожелательный свидетель — Петер Уилсон, одетый в красивый серый костюм из модного каталога, подстриженный и прилизанный. Уилсон сказал судьям, что он шофер и что его нанял Джорджио Брунос — вести машину в день ограбления. Уилсон показал, что взял машину, которую использовали для работы, со стоянки подержанных автомобилей месяца за три до события, чтобы сделать тюнинг. Он, как и предыдущие свидетели, категорически отказался назвать других участников ограбления, тем более что эти люди, по его предположению, находились в бегах — из страха за свою жизнь. Уилсон утверждал, что говорит истинную правду о Джорджио. Якобы потому, что понимает: это его долг. Касательно же остальных он, мол, никого лично не знает: это, по его словам, были люди «со стороны», которых привел Брунос и их Уилсон видел мельком, впервые столкнувшись с ними в день ограбления. Понял все так, что они приехали из Марбеллы в поисках работы, и высказал предположение: они, возможно, сейчас и находятся там. Сам Уилсон получил довольно мягкий приговор за участие в ограблении из-за того, что оказал помощь следствию.
Пока все это мелькало у Донны перед глазами и вертелось в голове, она заметила, что судье вручили листок бумаги. Он развернул его, намеренно затягивая время. Она усилием воли вернулась к текущей реальности и стала внимательно вслушиваться в слова судьи:
— Присяжные пришли к решению?
Высокий худощавый человек поднялся со своего места. На нем был темно-зеленый костюм, и Донна подумала, что он скорее похож на счетовода или на страхового агента. Когда он кивнул, ноздри его тонкого, хрящеватого носа раздулись.
— Да, ваша честь.
— И это единодушный вердикт?
— Да, ваша честь.
Судья обвел глазами присяжных и громко обратился к ним:
— Что вы признаете в отношении обвиняемого?
Стоявший мужчина уставился взглядом в пол и отчетливо произнес:
— Признаем виновным по всем пунктам обвинения, сэр.
Донна увидела, как ее муж протестующе закачал головой…
Перед мысленным взором Донны вновь прошли последние события: вот Джорджио вскакивает со стула и кричит на Петера Уилсона, обзывая того лжецом и ублюдком. Вот его удерживают два полицейских, которые затем сопровождают Джорджио из зала суда вниз, в глубоко расположенные камеры тюрьмы Олд-Бейли. И по дороге он все время вопит о своей невиновности.